Понятие «евразийство»: круг исследуемых тем и проблем

Казавшиеся еще вчера незыблемыми установки атеистических и материалистических идеологий сегодня на глазах рушатся, и мы, как на Востоке, так и на Западе, вновь возвращаемся к тем истокам, благодаря которым мы есть те, кто мы есть. Таким же образом мы возвращаемся и к тем кодам, которые лежат в основе наших цивилизаций.

Само понятие «евразийство» (в широком смысле) - базовый термин, указывающий: исторически и географически - на весь мир за исключением западного сектора мировой цивилизации; культурно - на сохранение и развитие органичных национальных, этнических, религиозных и культурных традиций. Следовательно, быть евразийцем - это сознательный выбор каждого человека, сочетающий стремление сохранить традиционные формы бытия со стремлением к свободному творческому развитию (общественному и личному). Поэтому, евразийцы - это не только представители народов, населяющих континент Евразия. Евразийцами являются все свободные творческие личности, признающие ценность традиции, культуры, богатого духовного наследия. Евразийцы считают, что каждый народ земли - от тех, что создали великие цивилизации, до самых малочисленных, бережно сохраняющих свои традиции - бесценен.

Евразийцы не являются изоляционистами, так же, как не являются сторонниками ассимиляции любой ценой. Жизнь и судьба народов - это органический процесс, не терпящий искусственного вмешательства. Межэтнические, межнациональные вопросы должны решаться исходя из их внутренней логики. Каждому народу Земли должна быть предоставлена свобода самостоятельно сделать свой исторический выбор. Никто не имеет права принуждать народы к отказу от своей уникальности в «общем плавильном котле», как того желают атлантисты.

Теория евразийской цивилизации была создана представителями социально-философской и культурологической школы евразийцев (Н.С.Трубецкой, Р.О.Якобсон, Г.В.Вернадский, П.Н.Савицкий, Н.Н.Алексеев, Л.П.Карсавин). Высокий научный потенциал, заданный этой концепции ее создателями, обеспечил ее актуальность вплоть до наших дней. Обращение к ней необходимо при разрешении вопроса о цивилизационной идентичности России. Более того, сегодня есть политические силы, которые считают, что эта концепция имеет шансы стать основой национальной идеи России. Несмотря на религиозные различия народов Евразии, и для православных славян, и для тюркских мусульман, и для буддистов-бурятов и монголов свойственны переплетение религии с бытом (так называемое бытовое исповедничество), стремление строить государственную политику и жизнь не на корыстных интересах, а на идеях (идеократия). Исходя из этого, евразийцы делали неожиданный вывод. Подобно тому, как географически Россия - Евразия есть не Европа, и не Азия, и не их пересечение, а особая территория - Евразия, и народы Евразии не делятся на европейцев (славяне) и азиатов (туранцы), все они евразийцы. Основоположники теории евразийства много сделали для того, чтобы показать неевропейскую, евразийскую природу самого русского народа. Евразийцы считали, что русские должны избавиться от плена западнических идей, осознать, что они не являются европейцами, и никто в Европе их таковыми и не считает, принять свою близость к восточным народам и исходить из нее в политике.

*  *  *

Из истории евразийства

В представлении евразийцев культура это чрезвычайно широкое понятие, включающее самые разнообразные аспекты и отнюдь не ограниченное сферой менталитета и духовной жизни. Поэтому географическая среда, этнический состав, особенности экономического и политического развития России были не менее важны для них, чем специфика религиозного сознания и системы духовных ценностей, своеобразие языка. Такой подход давал возможность изучать культуру Евразии как сложную систему, состоящую из многих уровней, на механизм действия которой влияют различные факторы. Говоря о системности, евразийцы, безусловно, не были первооткрывателями: позитивистская историография XIX в., а том числе и отечественная, дала блестящие образцы такого рода анализа. Достаточно вспомнить исследование русской культуры П.Н.Милюкова, охватывающее широкий спектр проблем: численность народонаселения, характер экономического развития, особенности системы образования и т.д. Однако установка на комплексность исследований у евразийцев, пожалуй, была выражена еще более четко. Кроне того, реализовать ее удалось за счет необычных для того времени организационных форм: в ряды евразийского движения входили ученые разной профессиональной ориентации, от богословов до лингвистов, каждый из которых, разрабатывая свою частную проблему, должен был в то же время ориентироваться на общую, стоящую перед всеми задачу. Наверное, именно по этой причине труды евразийцев, взятые вместе, производят впечатление некоей целостности, хотя фундаментальных, обобщающих исследований это движение дало не много. Монографии, подобные книге Г.Вернадского «Монголы и Россия», редкое явление, скорее, исключение, чем правило. Евразийцы отдавали явное предпочтение жанру статьи, в которой обычно анализировалась какая-либо частная проблема, а более глобальные вопросы получали разрешение в виде эссе (например, статья П.Бицилли Восток и Запад в истории Старого Света). Но и в этих, сравнительно небольших по объему, работах, написанных разными авторами и посвященных самым разнообразным темам, чувствуется определенная близость, общая евразийская направленность. Вместе с тем, было бы неверно говорить о полном единстве евразийского движения по отношению к пониманию природы русской культуры. Среди евразийцев можно выделить по крайней мере две группировки, представители которых по-разному оценивали роль тех или иных факторов в развитии культуры.

Такие исследователи, как Г.Флоровский, П.Карсавин, М.Шахматов, на первый план выдвигали религиозно нравственное начало. Н.Трубецкой, П.Савицкий, Г.Вернадский, высоко оценивая роль религии, все таки больше тяготели к анализу геоэтнического и геополитического аспектов культурного развития. Впрочем, такое противоречие в подходе евразийцев к культуре было вполне закономерным: его истоки берут начало в русской дореволюционной историографии. В XIX в России были очень сильны традиции теологии истории, восходящей к историософии средневековья. Они проявились, в частности, в концепциях П.Чаадаева, равно как и его противников славянофилов, которые рассматривали исторический процесс как смену религий и постепенное приближение человечества к достижению Бога, противопоставляли цивилизацию (мирское начало) религии и в специфике православия видели основу национального своеобразия России.

Позднее мистико-теологические схемы всемирного исторического процесса, в соответствии с которыми культура была тесно связана с религией или определялась ею, разрабатывали В.Соловьев, Г.Федотов, П.Флоренский и другие. Вместе с тем, во второй половине XIX в. в русской историографии получили распространение принципы позитивистского анализа культуры, согласно которым особое внимание уделялось роли географической среды, климатических условий, экономического развития и т.д., а религия представала как один из факторов культуры, в ряду многих других. Это новое для русской историографии направление, оттесненное уже в начале XX в. на второй план в результате вновь вспыхнувшего интереса к мистико-теологическим теориям, дало отечественной науке таких исследователей, как В.Ламанский, Н.Данилевский, Л.Мечников, П.Милюков. Таким образом, две группировки, существовавшие в евразийстве, отразили две традиционные для русской историографии ориентации культурологического анализа. Поэтому неудивительно, что наряду со статьей М.Шахматова «Подвиг власти», концептуально весьма близкой славянофильской трактовке культуры, в рамках евразийского движения появлялись и работы, подобные «Начертанию русской истории» Г.Вернадского.

А теперь обратимся к принципам культурологического анализа, выработанным П.Савицким и Г.Вернадским. Фактором, основополагающим для развития культуры, они считали то географическое пространство, на котором она зарождается и в пределах которого существует. Это географическое пространство, для каждой культуры определяемое собственными границами, евразийцы обозначили термином «месторазвитие», который сам по себе указывал на тесную связь между «почвой» культуры и спецификой ее развития. Настаивая на этой связи, Г.Вернадский, например, считал, что выбор народом своего месторазвития не случаен, а ощущение границ месторазвития заложено в него изначально. Эта мистическая связь, природу которой Вернадский не пытался объяснить, побуждает народы к миграциям, ибо, хотя и неосознанно, они стремятся к освоению своего цивилизационного пространства.

Воздействие географической среды, конечно, не исчерпывается потребностью в переселениях. Исходя из того, что формирование и развитие культуры сопровождается покорением естественной среды (что неотделимо, само собой разумеется, от ее обратного влияния), Вернадский выдвигает теорию, в известной степени предвосхищающую знаменитый закон вызова и ответа А.Тойнби. Вернадский формулирует его таким образом: Каждая народность оказывает психическое и физическое давление на окружающую этническую и географическую среду. Создание народом государства и усвоение им территории зависит от силы этого давления и от силы того сопротивления, которое это давление встречает. Однако А.Тойнби, говоря о вызове естественной среды, видит в нем, прежде всего, благоприятный или неблагоприятный фактор для развития культуры. Вернадский приходит к другому выводу: культура, которая рождается в сложном процессе взаимовлияния народа и осваиваемой им территории, на всех уровнях имеет отпечаток своей почвы. Географическая среда, по мысли Вернадского, представляет собой своего рода матрицу, которая репродуцируется в самых разных сферах культуры.

Уже шла речь о том, что евразийцы считали неправомерным делить Россию на европейскую и азийскую части. С точки зрения Вернадского, правильность этого подтверждается самой географией Евразии распределением ее зон, идущих не по вертикали, а по горизонтали. Флагоподобное расположение зон составляет, и с точки зрения Савицкого, своеобразие срединного евразийского мира, отделяя его от других частей Старого Света. Исходя из этого, Уральский хребет, вопреки традиционным представлениям, перестает восприниматься как граница между Европой и Азией: за Уралом находятся те же климатические и географические зоны, что и в так называемой европейской части. Савицкий настаивает на том, что Евразия представляет собой географическое единство, при всем разнообразии составляющих его частей: и доуральская, и зауральская Россия, обе они в совокупности составляют в сущности один неразделенный континент Евразии, обладающий предельно четкой и простой структурой.

Основными законами, которые определяют специфику Евразии, Савицкий, как и его единомышленник Вернадский, считает лес и степь. В области экономической эта особенность географии отразилась в сочетании двух способов хозяйственной деятельности скотоводства и земледелия. Лес и степь это также два разных образа жизни (оседлый и кочевой) и, соответственно, разные типы мировосприятия и религиозности, две системы духовных ценностей. Таким образом, география Евразии предопределила соединение в ней двух культурных миров, не похожих друг на друга, нередко противоборствующих, но, тем не менее, сливающихся в единое целое.

С этой географической точки зрения Вернадский рассматривал русскую историю. Ее стержневой линией он считал борьбу леса и степи, которые оспаривали главенствующую роль в созидании государственности и культуры Евразии. Монголо-татарское иго наиболее значительная победа степи, благодаря которой, с точки зрения Трубецкого, Савицкого и Вернадского, Россия превратилась в мощное централизованное государство военизированного типа. Затем начинается наступление леса, которое довершается окончательным торжеством этой культуры над степью, что, впрочем, отнюдь не исключает их взаимопроникновения и синтеза. Синтез, но мнению Вернадского, заключается в том, что степь создала плоть евразийской государственности, а лес, испытавший воздействие византийской культуры, дал Евразии христианскую систему ценностей, которая пронизывает самые основы жизни, в том числе и государственную структуру. Итак, монгольские племена рассматривались как евразийские и по своему происхождению, и по характеру деятельности.

Пафос работ Вернадского, Савицкого и Трубецкого заключается в желании доказать, что роль монголов в истории Евразии нельзя назвать деструктивной: как и славяне, степные племена принимали участие в создании евразийской культуры, во многом благодаря им шел процесс освоения цивилизационного пространства Евразии. История России, следовательно, не сводилась только к истории славянства как единственной культурообразующей силы. Эту направленность исследований евразийцев можно считать весьма ценной и перспективной, но предвзятость выводов и односторонность оценок нередко вызывали у критиков евразийского движения упреки в ненаучности.

Действительно, утверждая, что без татарщины не было бы России, евразийцы словно забывали о негативных последствиях ига, в частности и для духовной культуры древней Руси. Явная идеализация монголо-татарского нашествия встречала неодобрение не только со стороны, но и в самом лагере евразийцев. Так, в одном из своих писем Я.Садовский говорит о том тягостном впечатлении, которое произвела на него книга Трубецкого «Наследие Чингис Хана», прославляющая гнуснейшее и подлейшее рабство у татар. В чем же состоит причина столь субъективного отношения к монгольскому завоеванию? Видимо, отвечая на этот вопрос, следует обратить внимание на то, какое значение придавали евразийцы роли государства в развитии культуры. Ведь влияние степи, как уже говорилось, они сводили преимущественно к сфере государственности.

Решая проблему государства и культуры, евразийцы следовали традиции русской историографии XIX в., в особенности той ее линии, которая была представлена славянофилами, Н.Данилевским и К.Леонтьевым. Концепция соборности русской культуры у славянофилов предполагала гармоническое слияние государства и общества, единодержавной власти и подданных на основе единых мистико-религиозных идей и нравственных принципов. Н.Данилевский полагал, что процесс формирования государственности является важнейшим этапом жизни культурно-исторического типа, без которого невозможен переход к периоду цивилизационной деятельности, равно как и сохранение самобытных начал культуры. К.Леонтьев, характеризуя отличительные черты русской культуры, одной из главнейших считал именно ее государственность. Русский кесаризм, основанный на родовом начале, а не на праве, отделяет, согласно К.Леонтьеву, Россию и от Европы, и, отчасти, от Византии. Родовое чувство общества у нас приняло Государственное направление. Отстаивая превосходство единодержавия, Леонтьев доказывал, что единоличная власть знаменует расцвет цивилизации, в то время как победа принципов эгалитаризма и либерализма указывает на ее старость.

Итак, при всей разнице в аргументации, сильная централизованная власть и отсутствие конфликтов между государством и обществом в любом случае рассматривались однозначно как положительные факторы, способствующие развитию культурного процесса, составляющие его основу. Евразийцы очень близки своим предшественникам, оценивая государство как мощную цивилизационную силу, как одно из проявлений духовной сущности и творящей энергии коллективной личности евразийского народа. Наконец, государство, в представлении евразийцев, цементирует, сплавляет в единое целое все формы культурной деятельности. Эта общая для всего евразийства точка зрения имела, конечно, некоторые вариации. Например, М.Шахматов связывает создание русского государства с духовными исканиями народа. Они стремились создать государство во имя и ради Вечной Правды, лишь ничтожной частью которой была для них правда человеческая, государственная, пишет Шахматов в своей статье Государство Правды. По его мнению, именно христианская система ценностей привела народ к идеалу национального объединения, религиозно-нравственного единодержавия, т.е. к монархии. Причем монархии, по определению Шахматова, надклассовой, ибо все социальные группы, объединенные общими религиозно-нравственными, а также самодержавной властью, предполагающей полное отречение от своей воли и подчинение Богу, образуют соборное единство, или «симфонию».

Трубецкой, Савицкий и Вернадский отличались от Шахматова преимущественно тем, что меньше внимания уделяли религиозным основам государственности. Евразию они представляли, прежде всего, как этническую и геополитическую общность, которая образовалась в результате длительного процесса освоении цивилизационного пространства, этнического смешения, построения единой государственности. Как и Шахматов, они утверждали, что России необходима сильная централизованная власть, но доказывали это иначе, исходя не из мистико-теологической идеи соборности, а обращаясь к территории, географии, к «почве». Савицкий, например, считал, что «мозаично-дробная» географическая структура Европы располагает к образованию небольших замкнутых общностей. Иначе обстоит дело в Евразии: вытянутое в длину, «флагообразное» расположение зон, ее бесконечные равнины отнюдь не способствуют раздробленности здесь требуется «размах геополитических комбинаций», постоянное интенсивное экономическое взаимодействие и скрещивание этнических элементов. По словам Савицкого, в Евразии невозможно жить «интересами своей колокольни». Разница географических зон и соответствующих им хозяйственных укладов требует и экономического, и политического единства. Именно с этих позиций Савицкий и Вернадский оценивали историю российской государственности. Все тенденции к сепаратизму, даже исторически закономерные и потому неизбежные (например, феодальная раздробленность), безоговорочно осуждались как не евразийские по своей сути, демонстрирующие слабость культуры. И напротив, любые тенденции к созданию централизованного государства на территории Евразии рассматривались как безусловно позитивные. Монголы в этом отношении стоят для евразийцев в одном ряду со скифами и гуннами, ибо это первые попытки образования единой государственности, без которых невозможно было бы ее окончательное оформление в XVII-XVIII вв.

Таким образом, идея соборности, или «симфонии», русской культуры получила в трактовке Н.Трубецкого. П.Савицкого и Г.Вернадского преимущественно «мирское» толкование: речь шла о «симфонии» этнической и политической, складывающейся под воздействием естественных условий, географической природы Евразии.