Муса Джаруллах Бигиев. Избранные труды. В 2-х томах. Т.1 / Пер. с осман. – Казань: Татар. кн. изд-во, 2005. – 336 с. На русск. яз.

Составление и подготовка тома к изданию, перевод с османского, введение и примечания Айдара Хайрутдинова

Вошедшие в том произведения («Доказательства божественного милосердия», «Взгляд на верование людей в божество», «Пост в длинные дни») дают читателям уникальную возможность познакомиться с теоретико-богословскими построениями незаурядного теолога-мыслителя, чьи смелые и весьма острые высказывания по различным проблемам исламской религии вызвали у российских и зарубежных мусульман первой половины прошлого столетия далеко не однозначную реакцию.

Оглавление

Введение

Доказательства божественного милосердия

История религий

Моя вера во всеохватность божественного милосердия

Заключительное слово

Взгляд на верование людей в божество

Пост в длинные дни

Какие цели преследует эта книга и для кого она написана

Обитаемая земля

Границы ойкумены

Полуночное солнце

О времени совершения предписанных молитв

Пост–Ураза

Священные аяты о посте

Кийас

Уважительные причины разговенья-ифтара

Вопрос об искуплении – каффара за нарушение поста

Заключение

Примечания

Персоналии

Список упоминающихся в «Доказательствах божественного милосердия» сочинений и периодических изданий

Введение (Айдар Хайрутдинов)

Эта книга впервые знакомит отечественного читателя с творчеством выдающегося и признанного во всем мусульманском мире татарского мусульманского мыслителя Мусы Джаруллаха Бигиева (1875–1949).

Муса Бигиев является ярчайшим представителем плеяды блистательных татарских религиозных мыслителей начала XX в., не побоявшихся воскресить дух и подлинные ценности ислама, боровшихся против мертвой концепции религиозности, охватившей и парализовавшей общественное развитие мусульманского мира.

В свое время Муса Бигиев являлся едва ли не самым знаменитым знатоком исламских наук. Однако он никогда не был «кабинетным» ученым, оторванным от реалий повседневности. Одним из первых мусульманских мыслителей М.Бигиев, великолепно знавший божественный глагол Корана, стал придавать важное значение опыту. Он никогда не позволял себе отворачиваться от неопровержимых аргументов жизненного опыта, сколь горькими бы они ни были. М.Бигиев приблизился к пониманию того, что стагнация и упадок мусульманского мира во многом были вызваны как раз таки тем, что люди отвернулись от реального опыта, фактов действительности, от вызовов жизни. Это приводило к тому, что, когда жизненные коллизии (которые должны были рассматриваться верующими не иначе как посланные Богом испытания, согласно аяту Корана: «И лист на древе не шелохнется без Его повеления») отличались от того, что было сказано Богом, люди автоматически отвергали опыт как нечто неправильное и обращались к священным текстам.

Творчество М.Бигиева являет собой образец принципиально нового подхода к опыту, к вызовам жизни, а именно: татарский мыслитель осознал необходимость принимать вызовы в качестве первичного явления, а затем исследовать их в свете указаний, содержащихся в Писании, и находить в этих вызовах то, что заложено в них Богом, для того чтобы продолжалось дальнейшее движение и развитие человечества.

Теология была главной, но не единственной сферой интересов Мусы Бигиева. Он активно нес религиозную мысль в жизнь, оставив значительный след в татарской и в целом в мусульманской журналистике как пламенный публицист, статьи которого печатались во многих татарских и иностранных изданиях, и как деятель, основавший самостоятельно и в сотрудничестве с видными общественными деятелями той эпохи ряд татарских периодических изданий. Статьи и выступления Мусы Бигиева всегда вызывали оживленную полемику и становились событием в жизни мусульманской прессы как России, так и Османской империи. Часть мусульман воспринимала его идеи как руководство к действию и находила в них ответы на беспокоившие их вопросы. Другая часть активно выступала против М.Бигиева и даже требовала казнить его. Ясно одно – мало кого из тогдашней читающей публики выступления М.Бигиева оставляли равнодушными.

Муса Джаруллах также оказался талантливым педагогом, лекциями которого заслушивались учащиеся медресе. Одинаково усердно он работал и с шакирдами-одиночками, обучая их различным мусульманским наукам. Так, его воспитанниками являются Заки Валиди Тоган, ставший позже первым руководителем самостоятельной Башкирии, профессор восточного факультета Ленинградского государственного университета Габдрахман Тагирджанов, преподававший арабский, персидский и турецкий языки, и видный советский арабист, автор одного из базовых учебников арабского языка, нашедшего широкое применение в практике преподавания арабского языка в вузах Советского Союза, Баки Закиевич Халидов.

Муса Бигиев был знатоком естественных и точных наук. Всю жизнь он питал особую любовь к математике и был одним из первых, кто мечтал внести точность математических выкладок в ткань социологических исследований. Он, судя по некоторым источникам, являлся действительным членом Российского астрономического общества и принимал активное участие в его научной деятельности, проводя астрономические наблюдения и совершая экспедиции с целью проведения различных исследований в полевых условиях. М.Бигиев всю жизнь следовал совету Корана наблюдать окружающий мир и изучать природу. Результаты этих наблюдений и размышлений над явлениями часто отражаются в его трудах.

Не будет ошибкой назвать Мусу Бигиева социальным философом и прозорливым политологом. В его эпоху таких наук не существовало, однако в пользу такого вывода говорят глубокий анализ М.Бигиева современной ему внутри- и внешнеполитической ситуации, в которой оказалась Россия, его далеко идущие политические прогнозы о судьбах мира. Когда мы читаем слова М.Бигиева, написанные им в самом начале 20-х, что за разрушение Османского государства, последнего халифата, выполнявшего роль буфера, уравновешивающего модернистские амбиции христианского Запада и традиционалистскую медлительность мусульманского Востока, Запад заплатит в будущем страшную цену и понесет огромные потери в водоворотах глобальных кризисов и на полях сражений новых мировых войн, нельзя назвать его иначе как выдающимся политологом. А как иначе можно назвать того, кто в самом начале экспансии коммунизма подверг разгромной критике священные для его основоположников постулаты марксизма и предсказал полный крах этой идеологии и системы?

Отечественные исследователи советского периода характеризовали М.Бигиева как видного участника, идеолога и даже лидера процесса национального возрождения татар. В этом они были совершенно правы. Дело в том, что история общественной мысли татарского народа, пусть даже с позиций исторического материализма, изучалась на протяжении последних 70 лет. Понятно, что создаваемая на такой базе картина исторического развития отвечала требованиям коммунистической идеологии. Ученые, занимавшиеся этим вопросом, не могли не встречать в исторических документах имя Мусы Бигиева. И хотя его наследие было фактически запрещено исследовать, у ученых все же складывался определенный образ этого человека, формировалось мнение о его отношении к проблемам национального возрождения. И когда пали оковы коммунистической идеологии, имя М.Бигиева было возвращено в научный оборот, прежде всего в качестве идеолога татарского национально-освободительного движения. Таким образом с необходимостью следует, что Муса Бигиев был выдающимся деятелем национально-освободительной борьбы татарского народа.

Особый интерес представляет отношение М.Бигиева к Турции. Он горячо любил эту страну и принимал близко к сердцу все, что происходило в ней в то неспокойное время. Именно он пытался предостеречь власти Турции от опасности, которую несла проводимая ими политика уступок Западу и ограничения роли ислама в жизни новой Турции.

Муса Бигиев был талантливым литератором и переводчиком. Совершенное владение арабским, персидским, русским и турецким языками, восточной риторикой и культурой речи позволило ему едва ли не впервые познакомить соотечественников с наследием таких выдающихся мыслителей и поэтов, как Аль-Маарри и Хафиз Ширази, переведя их поэтические сборники на татарский язык. Муса Бигиев великолепно знал древнюю арабскую и персидскую поэзию, восхищался ее стихотворным совершенством и глубиной мысли. И хотя он не оставил художественных произведений, но о его способностях в этой сфере можно судить по его трудам, из которых можно получить представление о высочайшем уровне его филолого-лингвистических знаний. Муса Бигиев внимательно следил за развитием норм татарского литературного языка, написал ряд статей по данной проблеме.

Но его интересовало не только развитие родного языка. Известно, что в 1930-х годах ряд египетских литераторов и филологов выступили с идеей превращения разговорного арабского языка в нормативный литературный. Мусу Бигиева до глубины души тронули такие посягательства на статус любимого им арабского языка. Дело в том, что в разных частях арабского мира распространены отличающиеся друг от друга диалекты. В силу этого принятие египетского диалекта в качестве литературного языка создало бы прецедент, который мог запустить принцип «домино». В этом случае другие арабские страны также могли принять свои диалекты в качестве литературного языка, и языковое единство арабского мира кануло бы в Лету. В арабской прессе он опубликовал свои возражения, не побоявшись вступить в противоборство с видными писателями, среди которых был и знаменитый египетский прозаик, основоположник современной египетской прозы Тауфик Хаким. Так татарский ученый Муса Бигиев внес свою лепту в дело защиты традиционно сложившегося арабского литературного языка – фусха. Если бы упомянутый процесс преобразований в арабском языке получил в Египте развитие, то, кто знает, может быть, сегодня арабы, проживающие в различных регионах арабского мира, были бы лишены объединяющего их всех в одну нацию общего литературного языка.

Таким образом, имя Мусы Бигиева и его наследие способны привлечь к себе внимание педагогов, философов, историков, филологов, литературоведов, политологов и других специалистов. Заслуженный деятель науки Российской Федерации и Республики Татарстан академик Я.Г.Абдуллин сказал однажды: «Теперь ясно, что Муса Бигиев – глыба», добавив, что для всестороннего и глубокого изучения наследия Мусы Бигиева следовало бы основать отдельный институт. Мнение признанного специалиста в области истории татарской общественной мысли, каковым, несомненно, является Яхъя Габдуллович, совершенно очевидно показывает величие Мусы Бигиева как ученого и общественного деятеля.

Однако прежде всего Муса Бигиев был выдающимся и признанным во всем мусульманском мире ученым-богословом, теологом и факихом, внесшим крупный вклад в историю исламской мысли и общественных движений. Отголоски его идеи нетрудно обнаружить в сочинениях современных духовных лидеров зарубежного мусульманского Востока. И только на родине идеи этого удивительного человека остаются пока малоизвестными. Пусть эта книга станет для читателей не только первым знакомством с жизнью и творчеством великого сына татарского народа, но и явится своеобразным введением в мир мусульманской богословской мысли и философии.

В современном контексте становления многополярного мира изучение трудов Мусы Бигиева способно разрушить предрассудки и стереотипы, определяющие отношение современного читателя-дилетанта к мусульманской культуре. Наследие этого татарского философа и богослова представляет ценность еще и потому, что он высказывал идеи, способные, на наш взгляд, привести к положительному решению проблемы противостояния христианского Запада и мусульманского Востока, которое берет свое начало с эпохи крестовых походов, и даже ранее.

Изучение работ М.Бигиева позволит получить более полное представление о процессах, протекавших в исламе в контексте событий конца XIX – начала XX в., расширить наши представления об исламском учении, раскрыть его непроявленные до сих пор потенции. Научные исследования, посвященные творчеству М.Бигиева, и публикация его трудов могут помочь российским мусульманам преодолеть некий комплекс неполноценности, изначально определяемый характером взаимоотношений, существовавших между российскими властями и иноверцами-мусульманами, подкрепленный в дальнейшем воинствующим атеизмом советского периода и поддерживаемый с трудом уступающей свои позиции в России европоцентристской историко-философской концепцией.

Богословско-философское наследие Мусы Бигиева способно помочь мусульманскому сообществу определить свое место на арене всемирного исторического процесса, показать ему подлинное величие и неизвестные доныне возможности исламского учения, его истинное предназначение.

Изучение наследия выдающегося татарского религиозного мыслителя М.Бигиева показало, что в нем отражена большая часть явлений, составляющих основу феномена религиозного возрождения: перевод священных писаний на национальные языки, упрощение и рационализация религиозного культа, возрождение свободомыслия, переосмысление основных религиозных догматов, рационализация и актуализация права и др.

Выше уже упоминалось о ярко выраженной социально-философской направленности творчества Мусы Бигиева. Эта сторона его деятельности достойна того, чтобы рассмотреть ее несколько подробнее.

Одним из прозрений татарского философа являлось осознание грядущего всемирного культурного и духовного единения человечества под сенью единой истины. Данный аспект философского наследия М.Бигиева наиболее полно выражен в его учении о всеохватности божественного милосердия, которое можно считать программным, определившим весь ход дальнейшего творчества мыслителя. Философский вопрос о соотношении Бога и мира, о смысле человеческой жизни, об общечеловеческом этическом идеале был решен М.Бигиевым на материале исламских источников, однако так или иначе затрагивает в его трактовке и культуры, выросшие как на авраамической (иудаизм, католицизм, православие, протестантизм), так и на иных (буддизм, индуизм, даосизм и др.) религиозных традициях.

Предлагая собственное толкование божественного милосердия как охватывающего всех людей на земле М.Бигиев выступил против укоренившегося в татарском общественном сознании чувства исключительности и духовного превосходства мусульман-татар над христианами-русскими. Он разрушил противоречащее духу ислама ложное учение о богоизбранности по этноконфессиональному признаку и превосходстве мусульман над другими народами, подвергнув коренной переоценке смысл таких понятий, как «ислам», «мусульманин», «верующий», заявив, что любой представитель человеческого рода, действующий во имя социального блага, исполняет божью волю, а потому достоин рая. Разрушая господствовавшие в массовом сознании архаичные представления о возмездии, ожидающем всех немусульман, М.Бигиев способствовал возникновению новой высоконравственной философско-мировоззренческой традиции, в которой основополагающий элемент ислама – доктрина о единобожии – приобретал смысл общечеловеческого равенства, единства, солидарности и свободы. Учение о всеохватности божественного милосердия могло стать реальной основой для кардинального изменения качества отношений между Богом и человеком: от иррационального страха перед божественным гневом – к доверию и свободе.

Учение М.Бигиева о всеохватности божественного милосердия и движении человечества к сознательно духовному единению является, на наш взгляд, возникшей на исламской культурной платформе идейной параллелью разработанного выдающимися западными философами (А.Тойнби, К.Ясперс, Т. де Шарден) учения о «духе истории» и грядущем единении народов, синтезе науки, религии и мистики, а также учения российских мыслителей-космистов (Н.Ф.Федоров, В.С.Соловьев, Н.А.Умов, В.И.Вернадский и др.) об активной эволюции – новом сознательном этапе развития мира, когда человечество направляет его в ту сторону, которую диктует ему разум и нравственное чувство.

Осмысливая современное ему состояние мусульманского мира и причины его отставания от Запада, М.Бигиев пришел к осознанию критерия общественного прогресса как стремления к созданию максимума возможностей и условий развития и, соответственно, самореализации человека, его интеллектуальных и творческих сил, освобождаемых информационной революцией от выполнения механических, рутинных функций. Применяя упомянутый критерий при анализе причин расцвета и упадка мусульманской цивилизации, М.Бигиев разработал концепцию трех фундаментальных социообразующих институтов: религии, правовой системы и философско-мировоззренческой традиции. Наличие этих социальных институтов он считал неотъемлемой предпосылкой прогрессивного развития любой культурно-цивилизационной системы. М.Бигиев полагал, что в период, когда мусульманское общество строилось на гармоничном сочетании этих основ, оно достигло вершин своего исторического развития. Последовавшее затем игнорирование этих элементов привело к застою и упадку мусульманской цивилизации.

М.Бигиев указал также и на другие причины стагнации в развитии исламской цивилизации: влияние неарабских культур покоренных народов, знакомство мусульман с древнегреческой философией и введение ее методов в мусульманскую религиозно-философскую мысль, возникновение схоластики, преследование свободомыслия, сопровождаемое практикой предания анафеме (такфир), и возникновение традиции безусловного следования предписаниям авторитетов древности (таклид), принижение социальной роли женщины и несоблюдение ее социальных и человеческих прав, духовная апатия и практическая пассивность мусульманских ученых и религиозных деятелей, их самоустранение от решения актуальных проблем мусульманского общества, крайняя косность мусульманской системы образования и, наконец, неотаклид, рассматриваемый им как слепое подражание мусульманских народов западному образу жизни.

В качестве одной из причин упадка мусульманской цивилизации М.Бигиев назвал роль человеческого фактора как внешнего по отношению к исламу феномена. Он утверждал, что социальный застой мусульманского мира происходит не от недостатков ислама, а является следствием внутреннего, духовно-нравственного несовершенства человека, слабости или отсутствия у него подлинной веры. Однако, перечисляя способы исправления ситуации и возрождения величия исламской цивилизации, М.Бигиев обращал большее внимание на внешние по отношению к человеку явления, призывая восстановить высокий статус Корана, заветов пророка Мухаммеда, авторитет разума и свободомыслия, жизнеспособный шариат, гарантию прав женщин, свободу образования, в то время как проблемы самопознания, самовоспитания и самосовершенствования личности, находящиеся в центре внимания столь почитаемой им суфийской философской традиции, которую он считал одной из главных социообразующих сил, оставались на втором плане. При этом М.Бигиев, признавая ограниченность чувственного познания мира, высоко оценивал значимость суфийского озарения (кашф, таджалли, или тейосис в западной традиции) как полноценного средства миропознания.

Приняв теоретические и практические меры по реорганизации и совершенствованию системы мусульманского права, М.Бигиев одним из первых среди татарских религиозных мыслителей XX в. попытался соединить исламские принципы правотворчества с прогрессивными достижениями западной правовой традиции. Основным мотивом деятельности М.Бигиева по реформированию мусульманского права была его рационализация и приведение его в такую форму, которая позволила бы решать насущные проблемы индивидуального и социального бытия на платформе богооткровенной истины. Кроме этого, М.Бигиев приблизился к пониманию права как необходимого условия достижения свободы граждан в обществе, выступив против традиционно существующего в мусульманском мире понимания права как орудия теократического, политического и физического произвола. М.Бигиев пришел к мысли о том, что критерием эффективности института законотворчества является его способность приводить в равновесие общественные противоречия и решать социальные проблемы. Это можно сравнить с тем, как природа гармонично уравновешивает свои иногда кажущиеся несовместимыми элементы.

Одним из ключевых положений мусульманской концепции права был негласный запрет на перевод Корана с арабского языка. За всю историю мусульманской цивилизации не ставился вопрос о необходимости перевода Корана на язык какого-либо народа, исповедующего ислам. Духовные запросы верующих удовлетворялись священнослужителями, знавшими арабский язык и способными комментировать Коран и сунну. При этом существовала строго регламентированная наука толкования писания – тафсир – со своими незыблемыми традициями и правилами. Богослужение во всех уголках мусульманского мира проводилось только на арабском языке. Иными словами, народные массы были лишены возможности знакомиться со священными текстами самостоятельно, без посредничества богословов и служителей культа, подобно тому, как это было в Европе до Реформации. По этой причине выдающимся поступком М.Бигиева, с точки зрения реформы правовой системы, стал перевод Корана на татарский язык, который является первым опытом подобного рода в мусульманском мире. Традиционалисты расценили этот труд как вопиющее нарушение, идущее против всей исламской традиции, науки, основ религии и против Бога, сделав все от них зависящее для того, чтобы не позволить этому переводу появиться на свет. Факт перевода Корана со всей очевидностью доказывает существование типологического, содержательного сходства между европейской Реформацией и татарским религиозным реформаторством.

Преследуя цель воскрешения духа религии как предпосылки нравственно-этического совершенства индивидуума и условия социального прогресса, М.Бигиев попытался на основе собственной методологии правового урегулирования решить проблему культового поста в условиях Севера и Заполярья. Этот новаторский шаг реформатора, который он предпринял с целью сближения религии и человека и сохранения его сил для социально значимого труда, представляет собой конкретное предложение по облегчению физического состояния верующих людей, которые и в наши дни вынуждены претерпевать бессмысленные физические страдания, соблюдая пост в условиях полярного дня, белых ночей или длинных дней.

Продумывая философское обоснование предлагаемых им мер по возрождению мусульманского общества, М.Бигиев кардинально переосмыслил берущие начало в авраамической религиозной мифологии стереотипы (миф о сотворении женщины из ребра Адама и учение о «первородном грехе», совершенном Евой), унижающие человеческое достоинство женщины, и доказал ее первенство в социальной сфере. Одним из критериев прогрессивности общества М.Бигиев считал социальный статус женщины: чем он выше и почетнее, тем более гармонично развито и жизнеспособно общество, и, соответственно, наоборот.

Согласно утверждению М.Бигиева, выводимому им из аятов Корана, тезис о сотворении женщины из ребра мужчины – это лишь образ, метафора, художественный прием, который подразумевает и указывает на утонченность и нежность женской природы, которая подобна тонкой, изящно изогнутой и хрупкой реберной кости. Говоря о «первородном грехе», М.Бигиев отметил, что Коран категорически отвергает это обвинение в адрес женщины, говоря, что сатана соблазнил Адама и Еву одновременно. Так, Бог ответственным за совершенный грех полагает не Еву, а Адама: «И ослушался Адам Господа своего и сбился с пути» (Коран, сура «Та-Ха»: 121). М.Бигиев заявлял, что, зная такие подробности, трудно найти какое-либо разумное обоснование притеснения и унижения женщины как родоначальницы греха и виновницы падения человеческого рода.

Стремясь восстановить подлинное место женщины в обществе, М.Бигиев особое внимание уделял проблеме воспитания и нравственного облика женщины-мусульманки. Он был уверен в том, что благополучие мусульман в духовном и материальном плане зависит от воспитанности женщины: хорошее воспитание, по его мнению, является основой человеческого достоинства и целомудрия. Именно воспитание, а не общепринятые в мусульманском мире покрывала и паранджа есть лучшее средство сохранения достоинства и чести женщины. Мыслитель писал, что для невоспитанной женщины нет пользы от ношения накидок, скрывающих ее тело и лицо, поскольку ей неведома ценность целомудрия. М.Бигиев также говорил о том, что ислам не заставляет женщину скрывать свое лицо за складками одежды, что главная опасность кроется не в открытости ее лица, а в отсутствии воспитания, фатальном для общества в целом. Призыв М.Бигиева к отказу от нелепой традиции ношения мусульманскими женщинами покрывал, скрывающих их лица, был продиктован стремлением мыслителя приобщить женскую половину общества к жизни социума, приблизить ее к радостям человеческого бытия, открыть перед ней горизонты осмысленной и одухотворенной жизни, проникнутой духом личной ответственности и сознательности.

Решая женский вопрос, М.Бигиев пришел к оптимальному сочетанию религиозных ценностей и прогрессивных достижений Запада в социальной интеграции женщин. В его учении о социальном приоритете женщины проводится мысль о том, что общество призвано служить прежде всего личностно-социальной реализации женщины как продолжательницы человеческого рода, создавая для нее максимум условий и возможностей.

Таковы вкратце основные сферы творческих интересов татарского философа и богослова. […]