Марков В.Н. Нижнее Прикамье в ананьинскую эпоху (Об этнокультурных компонентах ананьинской общности). Серия «Археология евразийских степей». – Выпуск 4. – Казань: Институт истории АН РТ, 2007. – 136 с.

Ответственные редакторы:

кандидат исторических наук С.В.Кузьминых (Москва)

кандидат исторических наук А.А.Чижевский (Казань)

Четвертая книга из серии «Археология евразийских степей» посвящена 150-летию со дня открытия Ананьинского могильника. В ней на основе анализа археологического материала рассматривается история далеких предков финно-угорских народов Волго-Камья в раннем железном веке. Ананьинская культура (IX–V вв. до н.э.) предстает не как единое целое, а как совокупность нескольких археологических культур, сосуществующих на единой территории. Внимание автора привлекают вопросы культуро- и этногенеза, подробно исследуются керамические комплексы поселений и могильников.

Книга рассчитана на археологов, историков и людей, интересующихся древней историей Татарстана.

Содержание

С.В.Кузьминых, А.А.Чижевский. О Владимире Николаевиче Маркове и его книге

Введение

Глава 1. Из истории формирования взглядов на происхождение ананьинской общности

Глава 2. Керамические комплексы ананьинских памятников Нижней Камы

2.1. Общая характеристика нижнекамской посуды

2.2. Об особенностях развития керамики памятников Нижней Камы

2.3. О локальных особенностях нижнекамской керамики

2.4. О происхождении нижнекамской керамики ананьинского времени

2.5. Периодизация и хронология памятников ананьинского времени Нижнего Прикамья

Глава 3. Об этнокультурных компонентах ананьинской общности

3.1. Керамика ранних городищ Вятки и Ветлуги и ее отношение к нижнекамской посуде

3.2. Керамические комплексы ананьинских памятников Средней Камы и их отношение к нижнекамским

3.3. Керамические комплексы памятников типа Курмантау, Ерзовки, Быргынды и их отношение к нижнекамским

3.4. О времени появления и происхождении в Среднем Прикамье керамики со сложно шнуровой орнаментацией

3.5. О происхождении и культурной принадлежности ананьинских памятников Вятки и Ветлуги

3.6. О культурной принадлежности ананьинских кельтов

3.7. К вопросу о выделении этнокультурных компонентов населения Волго-Камья в ананьинскую эпоху

3.8. О судьбе ананьинского населения Нижней Камы

Заключение

Литература

Список сокращений

Иллюстрации

Vladimir Markov. The Lower Kama region in the Anan'yino epoch (On the ethno-cultural components of the Anan'yino entity)

Introduction

Summary

О Владимире Николаевиче Маркове и его книге

Приближается 2008 год – юбилейный для ананьинской археологии. Минуло 150 лет со дня первых профессиональных раскопок Ананьинского могильника, предпринятых П.В. Алабиным и И.И. Шишкиным. Именно с этого времени Ананьинский некрополь и его материалы привлекли к себе пристальное внимание российских и европейских ученых и, к сожалению, разного рода собирателей древностей, инициировавших хищнические раскопки памятника. С появлением первых статей П.В. Алабина (1860) и К.И. Невоструева (1871) в отечественной и зарубежной науке началось обсуждение и так называемой «ананьинской проблемы», в разработку которой внес столь заметный вклад казанский археолог Владимир Марков.

Книга В.Н. Маркова открывает серию изданий, задуманных Институтом истории АНТ и Институтом археологии РАН в связи с приближающимся юбилеем начала археологического изучения ананьинских древностей. Этому труду была уготована иная судьба: его выхода ждали на рубеже 80–90-х годов прошлого столетия, но жизнь, к сожалению, распорядилась по-другому.

Минул год, как нет с нами Владимира Николаевича Маркова. Знаем, насколько желанной была для него эта книга, равно как и для его коллег и близких. Само исследование было завершено им еще в 1988 г. К сожалению, не все из задуманного Володе удалось реализовать в этом труде – и он это прекрасно сознавал. Публикуя книгу в авторской редакции, мы призываем читателя помнить о том, что рукопись была подготовлена более 15 лет тому назад, что в эти годы вышли принципиально важные статьи Маркова (1992а, 1992в, 1994а, 1997а), написанные им в развитие ряда положений настоящей монографии (1).

Для нас очевидно, что поиски и идеи В.Н. Маркова, с которыми заинтересованный читатель, конечно, знаком, в значительной степени определили направление современных исследовательских поисков в ананьинской проблематике. На их пристальное и заинтересованное обсуждение и надеялся Владимир Николаевич, когда готовил эту книгу к изданию.

Несколько слов о самом авторе. Владимир Марков родился 29 ноября 1952 г. в Казани. Его знакомство с археологией произошло еще в школьные годы, когда в самом начале 70-х в Татарском отряде Нижнекамской экспедиции он прошел свои первые археологические «университеты». Уже в те – юношеские – годы Володя зарекомендовал себя надежным помощником и удачливым поисковиком и стал «своим» для казанских археологов старшего поколения – П.Н. Старостина, Е.П.Казакова, Р.С.Габяшева, М.Г. Косменко, на плечи которых лег в те годы основной груз новостроечных работ. После службы в армии, работы фотографом в Государственном архиве ТАССР и окончания вечернего отделения истфилфака Казанского университета в 1979 г. Марков стал сотрудником Государственного музея ТАССР. С этого времени археология – поначалу с музейной спецификой – становится его профессией.

Приводя в порядок музейные фонды, Володя особо обратил внимание на коллекции вятских и камских ананьинских городищ. Это «погружение» в старые – в основном П.А. Пономарева – материалы значило для него очень многое. Именно тогда он стал размышлять о том, насколько разнородны в культурном отношении ананьинские поселенческие и погребальные памятники.

К моменту поступления в заочную аспирантуру ИЯЛИ им. Г.Ибрагимова КФАН СССР у В.Н. Маркова уже сложился логический план и структура исследования, стержнем которого стали материалы раннего железного века Нижнего Прикамья; на их фоне осуществлялся сравнительно-статистический анализ керамики памятников ананьинского времени различных областей Волго-Камья. Для его официального руководителя А.Х. Халикова первобытная проблематика ушла в те годы несколько «в тень», но он по-прежнему оставался одним из лучших знатоков ананьинских древностей и много писал о проблемах этнической истории населения Волго-Камья в эпоху раннего железа. Взгляды его во многом не совпадали с марковскими, но Альфред Хасанович предоставил Володе полную свободу в творческих поисках. Для успешного завершения работы в тот момент это было самым важным.

Свое исследование о поселенческих древностях Нижнего Прикамья ананьинской эпохи В.Н. Марков завершил в ИЯЛИ им. Г.Ибрагимова, в отдел археологии которого он пришел в самом конце 1985 г. При апробации рукописи кандидатской диссертации в секторе скифо-сарматской археологии Института археологии АН СССР Владимир Николаевич получил благожелательные отзывы М.Г. Мошковой и Н.Л. Членовой. В 1988 г. в Ленинградском отделении Института он успешно защитил кандидатскую диссертацию «Нижнее Прикамье в ананьинскую эпоху (об этнокультурных компонентах ананьинской общности)».

В диссертации (Марков, 1988б), подготовленной на ее основе настоящей монографии, а также в цикле статей (Марков, 1984б; 1985б; 1987; 1988а; 1992б; 1992в; 1994а; 1996; 1997а; 1999б; 2000; 2003; Беговатов, Марков, 1992а; Беговатов и др., 1993а; Габяшев, Марков, Халиков, 1988г; Кузьминых, Марков, Соловьев, 1993б; Чижевский, Марков, 1999а) Владимир Николаевич обратился к наиболее острым проблемам археологии финала бронзового и раннего железного веков Волго-Камья. В одной из статей (Марков, 1994а) он образно определил круг этих проблем как «ананьинскую проблему». Актуальность начатых им исследований заключается еще и в том, что они напрямую связаны с решением сложных проблем этногенеза современных финно-угорских народов края – мари, мордвы, удмуртов и коми.

Для изучения собственно ананьинской проблемы особенно важно то, что исследования В.Н. Маркова открывают перспективу в выяснении характера связей между выделенными им этнокультурными группами населения, в определении их роли и места в этногенетических процессах финала бронзового и начала раннего железного веков в Волго-Уральском регионе. Перспективность исследовательских поисков Маркова со всей очевидностью подтвердилась в дальнейшем при изучении погребального обряда населения данного региона в конце II – начале I тыс. до н.э. В итоге был сделан следующий шаг: намеченные Марковым этнокультурные группы населения ананьинского мира стали отождествляться с отдельными археологическими культурами ананьинской культурно-исторической области (Чижевский, 2002).

В то же время как в самой диссертации, так и в книге вне исследования В.Н. Маркова остался ряд спорных вопросов археологии раннего железного века Волго-Камья, которые требует дальнейшего обсуждения.

Реконструируемая Владимиром Николаевичем картина миграций в ананьинском мире не является завершенной и во всем убедительной и вызовет немало возражений среди специалистов. И в 80-е годы, и в настоящее время ей очень не достает корреляции с данными палеоклиматологии, палеоботаники, палеозоологии и других научных дисциплин. Без этого механизмы миграции и само их археологическое выражение остаются не понятыми.

В работе обойден вниманием и общеисторический контекст, связанный с миграциями в ананьинском мире. М.Ф. Косарев (1984) показал, что в эпоху, переходную от бронзы к железу, и в начале эпохи железа на Западно-Сибирской равнине происходят миграции южного направления – из глубинных таежных районов в пограничье тайги и лесостепи. Этот сдвиг, связанный с культурами «крестовой» керамики – краснозерской и молчановской, происходил в условиях начавшегося увлажнения климата и заболачивания тайги. Аналогичные процессы, судя по всему, протекали на Урале, где гамаюнская и иткульская культуры являются таежными по своему облику, и в Волго-Камье, где такой же таежный облик демонстрируют древности со сложношнуровой и гребенчато-шнуровой керамикой.

В отличие от постмаклашеевских групп населения мы сталкиваемся здесь с более заметной ролью в хозяйстве охоты и рыболовства, низкотехнологичной обработкой железа и, казалось бы, с процветающей металлургией и металлообработкой меди и бронзы. Парадокс заключается, однако, в том, что в южнотаежном Прикамье (как и на Урале, в иткульской культуре), несмотря на видимый расцвет цветной металлургии, происходит заметный регресс технологии – возврат к широкому использованию при изготовлении орудий и оружия «чистой» меди. Здесь резко падает доля изделий, отлитых из оловянных, оловянно-мышьяковых и других сплавов, которые являлись ведущими для постмаклашеевской и акозинской («текстильной») металлообработки. Сама технология литья в таежных центрах становится более грубой, как бы «варваризированной», сохраняются стереотипы орудий и оружия, характерных еще для конца бронзового века (втульчатые тесла, кельты, наконечники копий). Таежные культуры ананьинского мира отчетливо демонстрируют феномен запоздалого бронзового века.

Несколько в тени осталась в работе В.Н. Маркова проблема судеб постмаклашеевской культуры Нижнего Прикамья. Автор считал, что в поисках следов населения, покинувшего в конце VI в. до н.э. Среднее Поволжье и Усть-Камье, перспективно обращение к материалам позднеананьинского времени Пермского Прикамья. Керамика этого времени, а в дальнейшем и гляденовская вновь начинает приобретать черты, сближающие ее с ерзовской и нижнекамской. Данная посылка требует, безусловно, более развернутых аргументов. Скупо освещен и вопрос о судьбе населения, оставившего волжские памятники типа Маклашеевского 2 городища и Гулькинского могильника. Марков считал, что они оставлены смешанными группами маклашеевско-«текстильного» населения, которые легли в основу формирования самостоятельной белогорской культуры на Самарской Луке. Однако для нас отрыв этих древностей от постмаклашеевских не представляется правомерным.

Наряду с позднеананьинской и гляденовской керамикой Пермского Прикамья требовалось, конечно же, провести и сопоставление нижнекамской керамики с чегандинской. Оно необходимо хотя бы потому, что в чегандинской культуре наблюдается возврат к европеоидному антропологическому типу, как-то показали исследования М.С.Акимовой. Вполне возможно, постмаклашевский «след» является здесь опосредованным – как важная часть караабызского импульса на сложение чегандинской культуры.

Слишком общим является в работе В.Н. Маркова сопоставление керамики Нижнего Прикамья и некоторых памятников Волго-Окского междуречья и Костомского Поволжья, изученных Е.И. Горюновой и Н.Н. Гуриной. Это же касается и сравнения с керамикой так называемой позднекаргопольской культуры в Восточном Прионежье и на Сухоне, в которой отчетливо «читается» ананьинский след.

Одному из нас уже приходилось писать (Кузьминых, 2000), что Марков, говоря о двух или более ананьинских культурах, обошел вниманием вопрос о том, следует ли их по-прежнему объединять в рамках ананьинской общности или более правомерно использование термина «ананьинская культурно-историческая область». АКИО рассматривается нами сейчас как надкультурное объединение, включающее несколько отдельных культур, не связанных общностью происхождения. Термин «культурно-историческая область», обоснованный ранее в исследованиях Н.Я. Мерперта и В.Ф. Генинга, в наилучшей степени отражает, на наш взгляд, и единство, и многообразие древностей ананьинского мира (2).

Территория АКИО очерчивается прежде всего по характерным предметам вооружения и украшений, погребальному обряду и постмаклашеевской керамике. По сути дела, эта область включает в себя лесные и отчасти лесостепные культуры северо-востока Европы, которые испытали влияние постмаклашеевской культуры и предпочитали использовать «ананьинские» наконечники копий и кельты, а также некоторые виды степного вооружения, конской упряжи и украшений, переработанные в постмаклашеевской среде. Как мир ранних кочевников объединяет скифская «триада» (оружие, упряжь, звериный стиль), так и культуры ананьинского мира объединяют общие стереотипы вооружения – кельты и наконечники копий а также включение в местные керамические комплексы характерной постмаклашеевской посуды. Носители акозинской культуры, характерными признаками которой являлись акозинско-меларские кельты и «текстильная» керамика, находясь на стыке двух миров – «текстильного» и ананьинского, заимствовали «ананьинский» обряд погребения умерших в землю, а также некоторые категории предметов вооружения и украшений. На основании этого акозинская культура также рассматривается нами в рамках ананьинского мира.

Общий пересмотр датировок степных культур раннего железного века и значительное расширение за последние годы ананьинской источниковой базы обязывает нас внести некоторые коррективы в разработанную В.Н. Марковым систему периодизации АКИО. Марков считал, что вещи, характерные для раннеананьинского времени, появляются только в конце VIII в. до н.э. вместе с комплексом кавказского вооружения и упряжи. Сегодня можно говорить о том, что формирование комплекса вещей раннеананьинского времени – бронзовых кельтов с овальным сечением втулки и треугольной, трапециевидной и арковидной фасками и прорезных наконечников копий – происходит уже на первом этапе существования АКИО, в 1 пол. IX–VIII в. до н.э.; к этому же времени относится и появление в постмаклашеевской культуре серий железных орудий и оружия.

Усиление кавказского влияния приходится на второй этап развития АКИО (кон. VIII – 1 пол. VII в. до н.э.), когда на Северном Кавказе и в степной зоне Восточной Европы после киммерийских и скифских походов в Переднюю Азию формируются памятники «предскифского» времени, известные по погребениям новочеркасской и черногоровской групп. Характерные для них бронзовые, биметаллические и железные изделия в массе появляются и в постмаклашеевских могильниках. Наиболее яркой приметой этой эпохи являются стелы Ново-Мордовского 1 и Мурзихинского 2 могильников.

Третий этап развития памятников ананьинского времени в Волго-Камье (2 пол. VII–V вв. до н.э.) характеризуется усилением влияния евразийских культур «скифо-сибирского» мира и началом функционирования второй фазы ананьинского очага металлургии. На этом этапе «скифский» вектор связей постепенно меняется на савроматский и сакский, а для таежного Прикамья, кроме того, на иткульский.

Этим круг спорных и дискуссионных вопросов, возникающих при ознакомлении с настоящей книгой, не исчерпывается. Было бы по меньшей мере странно, если бы сейчас, спустя почти 20 лет с момента ее написания, они не встали вновь и не появятся впредь. Публикация книги на то и рассчитана, чтобы продолжить уже незримый диспут с В.Н. Марковым.

Следует отметить, что защита в 1988 г. диссертации явилась очень важным дополнительным стимулом для научных поисков Владимира Николаевича. Казалось бы, впереди еще непочатый край работы и огромное желание свернуть горы. Марков активно включился в охранные работы в зоне Куйбышевского и Нижнекамского водохранилищ. Но судьба оказалась к нему немилосердной. Более 15 лет Володя боролся с тяжелой болезнью. Только богатырское от природы здоровье и поддержка родных позволили ему не просто цепляться за жизнь, но в меру сил работать.

В середине 90-х годов, в период незначительного улучшения здоровья, В.Н. Марков участвовал в раскопках могильника Мурзиха 2. Найденные здесь стелы с изображениями оружия подвигли начать работу по классификации и типологии каменных изваяний ананьинского времени (Чижевский, Марков, 1999а). Вместе с одним из авторов он выдвинул гипотезу о раннем – финальнобронзовом – появлении каменных стел в Волго-Камье. Основанием к тому послужили полевые исследования Маркова на Ильичевском могильнике маклашеевской культуры конца бронзового века. Предложенная тогда классификация каменных изваяний легла в основу современных разработок данной темы (Чижевский, 2005).

В эти же годы Марков (1996) обращается к проблеме происхождения маклашеевской культуры. Он поддержал гипотезу Н.Л. Членовой, согласно которой культура курмантау (которая, в понимании Наталии Львовны, включала в себя и маклашеевские древности) проникла на Белую и Каму из Зауралья и Западной Сибири, а также попытался обосновать необходимость отделения маклашеевской культуры от приказанской. Под влиянием идей Членовой Марков стремится омолодить маклашеевскую культуру, относя ее финал к раннему железному веку. Впрочем, Владимир Николаевич вскоре откажется от данной идеи и признает за этой культурой «возраст финальной бронзы» (Марков, 1997а).

Важным явилось участие В.Н. Маркова в обсуждении одной из наиболее дискуссионных и ключевых проблем археологии эпох поздней бронзы и раннего железа лесной полосы Восточной Европы – проблемы культуры текстильной керамики (Марков, 1985б; 1988б; 1992б; 1992в; Габяшев, Марков Халиков, 1988г; Кузьминых, Марков, Соловьев, 1993б). Он обратил внимание на особенности процессов культурогенеза на Средней Волне в конце II – начале I тыс. до н.э., показал самостоятельное многовековое развитие здесь «текстильных» этнокультурных групп, характер их взаимодействия с т.н. приказанскими и постмаклашеевскими группами и т.д. Эти разыскания Маркова нашли поддержку в трудах его коллег (Кузьминых, Марков, Соловьев, 1993б; Соловьев, 2000; Чижевский, 2002) и, надеемся, будут продолжены новыми поколениями исследователей.

Творческая работа и разведочные обследования островной и материковой части Нижнекамского водохранилища являлись для В.Н. Маркова отдушиной в долгой череде больничных палат и тотального нездоровья. Осуществить все намеченные после защиты планы он, увы, был уже не в силах. Скоро их не будет хватать даже на поездки в институт, и в 2003 г. Марков уходит на пенсию по инвалидности. Он и в этих тяжелейших условиях стремился привести в порядок рукопись книги, но, увы, силы неумолимо таяли…

В нашей памяти Владимир Марков останется прежде всего как первоклассный специалист в области археологии раннего железного века лесной полосы Восточной Европы. К сожалению, его высокий научный потенциал реализовался не в полной мере. Не все из задуманного ему удалось осуществить. Хочется выразить надежду, что с появлением этой долгожданной книги поиски и идеи Владимира Николаевича Маркова будут не только фактом историографического интереса, а предметом пристального и заинтересованного обсуждения в нашей профессиональной среде.

С.В. Кузьминых, А.А. Чижевский

(1) Полный список трудов В.Н. Маркова является частью списка литературы, приведенного в конце книги.

(2) Далее термины ананьинская культурно историческая область, ананьинский мир и памятники ананьинского времени будут употребляться как синонимы.

ВВЕДЕНИЕ

Эпоха раннего железа является одной из наиболее интересных и своеобразных в истории народов Прикамья. Обычно ее связывают с ананьинской культурой, получившей очень широкую известность. Ареал памятников, относимых к ананьинской культуре и датируемых в пределах от VIII до III вв. до н.э., огромен. Они известны на Каме, Средней Волге, Белой, Ветлуге и Вятке (Халиков, 1977. Рис. 2, 5), а также на севере Европейской части СССР – в бассейнах Печоры, Вычегды, Северной Двины и Мезени (Канивец, 1974. Рис. 68; Ашихмина, 1977а. Рис. 1; Верещагина, Ашихмина, 1980. С.42; Стоколос, Королев, 1984. С.27).

Исследователи единодушно считают, что ананьинские племена являлись основой сложения многих современных финно-угорских народов Волго-Камья (Збруева, 1952. С.215; Халиков, 1969. С.372–373; Генинг, 1970. С.210–211). Однако вопрос о роли и месте ананьинских племен в этно и культурогенезе этих народов остается до настоящего времени спорным. Одни рассматривают ананьинские племена как еще не распавшуюся общность восточного финноязычного ядра (Халиков, 1969. С.151). Другие считают возможным связывать ананьинскую общность с племенами, говорившими на пермских языках (Генинг, Совцова, 1967. С.68–69). Оба эти положения нельзя считать доказанными, поскольку еще не совсем четко прослеживается связь памятников ананьинского времени с более поздними и остается открытым вопрос об их происхождении. Именно поэтому изучение всех проблем, связанных с ананьинской общностью, по-прежнему остается одной из важнейших задач волго-уральской археологии.

Широко развернувшиеся в 1950–80-е годы в Среднем Поволжье и Приуралье исследования привели к накоплению огромного материала, относящегося к эпохе раннего железа. Эти материалы, особенно керамика, в различных областях Волго-Камья обладают чертами своеобразия, иногда проступающими настолько отчетливо, что позволяют ставить вопрос о культурной неоднородности ананьинской общности, что, в свою очередь, требует особого подхода к проблеме ее формирования. В археологической литературе уже предпринимались попытки интерпретировать эти различия, однако существующие концепции до настоящего времени не в состоянии удовлетворительно их объяснить. Причиной тому, очевидно, следует считать отсутствие детального сравнения керамических комплексов ананьинских памятников, расположенных в разных областях Волго-Камья. А.В. Збруева, работавшая в этом направлении в 1930–50-е годы, располагала очень ограниченным кругом источников (1952. С.69–74). Отличительной чертой более поздних работ является то, что исследователи, характеризуя керамические комплексы узколокальных групп памятников и сравнивая их с другими, ограничивались приведением всего лишь 2–3 аналогий. При этом указывалось обычно только название памятника, где, по их мнению, содержится типологически близкая посуда. Однако детального разбора признаков, определяющих привлеченную для сравнения керамику, как правило, не давалось (Денисов, 1968. С.70; Ашихмина, 1978. С.53; Архипов, Патрушев, 1982. С.56).

Одной из причин, затруднявших детальное сравнение, являлась очень слабая изученность керамических комплексов памятников Нижнего Прикамья (от устья до впадения в нее р. Вятки) и прилегающего отрезка казанского течения Волги. К настоящему времени в результате многолетних работ, в том числе и автора данного труда, накопился большой керамический материал, позволяющий значительно расширить его характеристику и сопоставить с материалами памятников других регионов Волго-Камья.

Логический план данного исследования таков: используя данные статистической обработки и картографирования керамики и бронзовых кельтов, а также привлекая данные погребального обряда и антропологии, показать культурную неоднородность населения Волго-Камья в раннеананьинское время. Сама постановка этой проблемы была невозможна без решения следующих задач: тщательного типологического и статистического анализа керамики раннеананьинских памятников Нижнего Прикамья; детального его сравнения с синхронными керамическими комплексами других областей Волго-Камья; выявления основных отличительных черт и сходства сравниваемых групп керамики; определения хронологических рамок их бытования; решения вопросов, связанные с происхождением носителей этих групп керамики.

В той мере, в какой это в книге удалось, я стремился на достаточно обширном материале провести сравнительный анализ керамики памятников ананьинского времени различных областей Волго-Камья. Результаты анализа привели меня к убеждению, что эти памятники были оставлены разнокультурными группами населения, которые ранее в силу недостаточной изученности объединялись большинством исследователей в рамках единой ананьинской культуры. Я считаю, что население, изготавливавшее керамику со сложношнуровой орнаментацией (именно оно отождествляется в литературе с «классической ананьинской» культурой) появилось в Прикамье намного позднее того времени, когда здесь начали функционировать самые ранние ананьинские могильники и поселения. С помощью картографирования удалось определить районы распространения всех выделяемых групп керамики, а также связать с ними определенные категории орудий. Безусловно, важным является наблюдение о резком сокращении употребления железа в Прикамье к VI в. до н.э., по сравнению с раннеананьинским периодом. Данный процесс напрямую связан с этнокультурными процессами и появлением здесь в это время новых групп населения.

Основным источником исследования являлись керамические материалы поселений и могильников Нижнего Прикамья. Часть из них была дополнительно или впервые исследована автором (городища Гремячий Ключ, Сорочьи Горы, Антоновское, Макарьевское, Черепашье, Сухой Берсут, могильники I и II Мурзихинские). Использовались также материалы из случайных сборов, хранящиеся в фондах ГМТР, БГИАЗ, ЧКМ, АК КГУ и ИЯЛИ им. Г.Ибрагимова. В качестве сравнительных материалов были привлечены коллекции керамики из музеев Казани, Елабуги, Кирова, Ижевска, Йошкар-Олы, Перми, а также ряд публикаций, содержащие подробную их характеристику*.

* Автор выражает глубокую признательность Е.А.Беговатову, Р.С.Габяшеву, М.М.Кавееву, Е.П.Казакову, С.В.Кузьминых, В.С.Патрушеву, В.А.Семенову, П.Н.Старостину, В.Е.Стоянову, А.Х.Халикову за предоставленную возможность использовать в работе их неопубликованные материалы, а также за дружеское и в то же время критическое обсуждение рукописи данной книги.