www.tataroved.ru | Карта сайта | О сайте | Контактные данные | Форум | Поиск | Полезные ссылки | Анкета |
www.tataroved.ru - Четверг, 21 ноября 2024, 15:21 Публикации Вы находитесь: / Публикации / Тюрко-татарские государства / Казанское ханство в панораме веков |
|
Казанское ханство в панораме веков
Шамиль Мухамедьяров (профессор, академик РАЕН, заслуженный деятель науки РТ, г. Москва), Булат Хамидуллин (гл. редактор изд-ва «Фэн» АН РТ, г. Казань) Казанское ханство в панораме веков (отражение событий 1552 года в источниках и литературе)Идель, № 10-11, 2002
В октябре 2002г. исполняется 450 лет со времени завоевания и инкорпорации Казанского ханства в состав Российского государства. Безусловно это событие независимо от конкретных политических и военных обстоятельств ХVI в. поистине послужило поворотным пунктом в исторической судьбе народов Поволжья и всего Российского государства. При этом характер присоединения ханства (завоевания) отнюдь не позволяет видеть в этом юбилее повод для празднования, равно как и недопустима, по нашему мнению, ни в коем случае даже малейшая политизация этого события. Только взвешенная оценка 450-летия падения ханской Казани с сугубо научных, объективных позиций будет способствовать росту интереса к общей истории народов России и в конечном итоге их сплочению и несомненно окажется полезной на современном этапе укрепления межнациональных отношений в стране.
Конечно, мы прекрасно осознаем и понимаем, что история как наука с момента своего зарождения всегда страдала склонностью к необъективности и мифотворчеству в угоду интересам тех или иных режимов и политических пристрастий правящей элиты, однако, масштабы мифотворчества за годы советской власти относительно истории татарского народа, пожалуй, несопоставимы ни с чем: фальсифицировалось все – от этногенеза до современности.
Во всяком случае история национальной государственности татарского народа и Татарстана вообще относилась к одной из наименее изученных проблем отечественной историографии. Только с утверждением демократии подъем национального самосознания в стране породил здоровый интерес к истории обретения своей национальной государственности коренными народами тюркских республик бывшего СССР. Так, последнее десятилетие уходящего тысячелетия поистине оказалось насыщенным знаковыми юбилейными вехами на тернистом пути развития этнополитических процессов в сообществе наших народов. У всех у нас в памяти как недавно с большим подъемом прошли общенародные торжества по случаю десятилетия государственного суверенитета Республики Татарстан (1990 г.). С чувством глубокого удовлетворения надо отметить, что ведущие ученые-историки Татарстана в смятенные 90-е годы отнюдь не свернули своей подвижнической деятельности, поставив перед собою по сути амбициозную задачу пересмотреть ключевые проблемы этнополитической истории татарского народа и его государственности, которые в советской научной литературе освещались крайне тенденциозно и односторонне в угоду господствовавшим тогда идеологическим схемам, или даже просто совершенно замалчивались.
Поистине трагизмом и глубокой болью за родной народ прозвучало многозначительное признание на рубеже ХХ-XXI веков одного из ведущих историков Татарстана, видного общественного деятеля академика АНТ И.Р.Тагирова: «Умалчивание этой темы означало подведение татарского народа под категорию безгосударственных народов, получивших государственность лишь из рук Советской власти… История государственности татарского народа в лучшем случае ограничивалось куцым изложением истории Волжско-Камской Булгарии. Причем даже она была превращена в «яблоко раздора» между татарами и чувашами… Тюркский и Хазарский каганаты были отчуждены от татар. Золотая Орда, Казанское и другие татарские ханства преподносились как агрессивные государства, представлявшие для своих соседей постоянный очаг угрозы. Поэтому их ликвидация и присоединение к Русскому государству трактовалось как благо не только для соседей, но и для самого татарского народа».
Между тем именно в эти смятенные 90-е годы по инициативе Президентов четырех Республик Федерации с коренным тюркоязычным населением – М.Ш.Шаймиева (Татарстан), М.Г.Рахимова (Башкортостан), М.Е.Николаева (Саха-Якутия) и недавно безвременно ушедшего из жизни главы Республики Алтай В.И.Чаптынова было принято специальное Постановление Правительства Российской Федерации за подписью Председателя Правительства В.Черномырдина от 26 декабря 1995 г. №1763-Р в связи с 1450-летием появления на мировой арене первого государственного образования, в названии которого было зафиксировано слово «Тюрк» – Тюркский эль и впервые в истории были проведены соответствующие мемориальные мероприятия. Исполняется 1370 лет со дня образования Великой Болгарии, добившейся в 632 г. независимости от Тюркского каганата и ставшей предшественницей более известной в истории Поволжья государства Волжская (Волжско-Камская Булгария. Пользуясь случаем, можно отметить, что выделение булгарской группы поразительно точно совпадает с глоттохронологическим определением времени самого первого, наиболее раннего расщепления тюркской семьи, которая соотносится, оказывается, с датировкой начальных сведений о гуннах (в китайских исторических источниках) – IV-III вв. до н.э. Наиболее авторитетные ученые-тюркологи как Н.А.Баскаков и К.Менгес часто даже прямо связывают начало передвижения гуннов именно с отделением и постепенным уходом на запад булгар. И к концу V в. н.э. в византийских источниках уже появляется этноним «булгары» как наиболее известный и ранний в тюркском кругу, обозначающий конфедерацию племен гуннского происхождения, занимавшую степь между бассейнами Волги и Дуная (Великая Болгария). В дальнейшем эта булгарская конфедерация делится на волжско-булгарскую и дунайско-булгарскую (671 г.) части; наиболее характерным реликтом первой из них является, по-видимому, современный чувашский язык, хотя ряд изоглосс, могущих быть квалифицированными как булгарские, тюркологами распространяется на все тюркские языки Волжского региона.
В 1993 г. по инициативе Академии наук Республики Татарстан совместно с Институтом российской истории РАН впервые в истории отечественной науки была проведена специальная научная сессия, посвященная 750-летию появления за политической карте мира государства Золотая Орда. И наконец, что касается собственно 450-летия трагических событий 1552 г. и судьбы зародившегося в недрах Золотой Орды – Улуса Джучи в 1438-1445 гг. Казанского ханства исключительная политическая и общественная значимость этих дат – основания и падения Казанского ханства в истории государственности татарского народа и Татарстана заключается прежде всего в том, что Казанское ханство как татарское государство было создано ныне существующим нашим татарским народом, а не его предшественниками или историческими предками этнически родственного круга тюркоязычных племен и народов, то есть прошедшее десятилетие, вернее уже двенадцать лет, прошедшие со дня провозглашения государственного суверенитета Республики Татарстан по существу поистине стали первыми годами возрождения татарской национальной государственности через 438 лет со дня падения Казанского ханства в 1552 году. Становление и развитие любой нации невозможно без сохранения исторической памяти народа, а к числу наиболее значительных вех в этнополитической истории прошлого и всегда и везде во всех национальных историях относится время появления и существования национальной государственности независимо от того, каков был социальный облик этой государственности и какая форма государственного устройства была приемлема и практически возможна в те времена.
Мы прекрасно знаем из школьных учебников, когда на политической карте мира появилось самое большое государство Евразии ХIII-XIV вв. – Золотая Орда, в рамках которого впервые были объединены основное пространство будущего Российского государства – Российской империи и этносы, ее населяющие от Дуная на западе до Алтая на востоке, от Белого моря на севере до Кавказа и Хорезма на юге. Но сама цивилизация этого государства (прежде всего быт и культура многочисленных золотоордынских городов), сверкнувшая как ярчайший феномен на всю Евразию, нашедшая определенное продолжение в содружестве постзолотордынских татарских исламских государств-ханств Казани, Астрахани, Западной Сибири, Крыма, Мещерского юрта – Касимова, Большой и Ногайской Орд, а также государства кочевых узбеков и Казахского ханства оставалась всегда в тени, так как археология Золотой Орды пребывала в зачаточном состоянии. Общеизвестно, что всякие положительные стороны такого всемирно-исторического явления, как Монгольская империя Чингиз хана и его наследников, всегда отрицались, а сама золотордынская проблематика оказалась, во всяком случае в нашей стране, особенно при советской власти, в высшей степени политизированной.
Дело в том, что в связи с репрессиями против крымских татар в годы Великой Отечественной войны и особенно после появления одиозного Постановления ЦК ВКП(б) от 9 августа 1944 г. «О состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы в Татарской партийной организации» вся тематика, связанная с Золотой Ордой, была напрочь предана забвению и всякие исторические исследования, которые показывали бы былую государственность и самостоятельность татарского народа через интеграцию в национальную историографию и историческую науку собственные истории Золотой Орды и позднейших постзолотордынских исламских татарских государств-ханств были категорически запрещены. На специальной сессии Отделения истории и философии АН СССР (Москва, апрель 1946 г.) было канонизировано явно тенденциозное изучение этнической истории татар, ограниченное лишь рамками булгарской теории их происхождения, в результате чего богатейшая история этногенеза татарского народа стала сводится только к наследию Волжской Булгарии. Только научный руководитель по аспирантуре одного из авторов настоящего сообщения (Ш.Ф.Мухамедьярова) выдающийся русский историк академик М.Н.Тихомиров нашел в себе тогда смелость заявить полным голосом о значении Золотой Орды в истории татарского народа и России в целом: «Золотая Орда – явление общемирового порядка, если под этим миром понимать Азию и Европу. Каким же образом из истории народов, которые входили в Золотую Орду, выкидывать целый большой этап?». По авторитетному мнению маститого академика, «…для нас, русских историков, история волжских татар и булгар имеет колоссальное значение. Без ее изучения мы никогда не поймем связь России и Востоком. Это история блестящего, яркого, талантливого, энергичного, смелого народа – татарского народа, привлекает нас своим большим значением в истории, я бы сказал, общей, международной». Вне всякого сомнения именно эти слова могли бы украсить любое современное исследование по истории татарского народа. Лучше пожалуй и не скажешь. Хотя с критикой булгаристского направления в историографии Татарстана и татарского народа одному из авторов – Ш..Мухамедьярову довелось выступить на VIII Международном конгрессе этнографических и антропологических наук (Япония, Токио-Киото, 1968 г.) с докладом «Основные этапы происхождения и этнической истории татарской народности» и разобличить тезис об исключительно булгарском происхождении татар в пользу кипчаков, а положение о Казанском ханстве как национальном татарском государстве было высказано им еще в 1950 г. (См.: Вопросы истории. – 1950. - № 4. – с. 144), однако только в смятенные 90-е годы представилась возможность для объективного анализа всех периодов татарской истории, в том числе и Золотой Орды, и Казанского ханства, и Сибирского ханства, и Астраханского ханства, и Крымского ханства, и Мещерского юрта – Касимовского ханства, и государственности литовских татар Яголдай, и Большой и Ногайской Орды. И это несомненно способствовало разработке нового концептуального подхода к этнической и политической истории татар и всех его этнографических и этнических групп в целом на путях формирования средневековых самостоятельных татарских этнополитических общностей. Что же касается собственно Золотой Орды, то ее история как державы мирового масштаба действительно образует становой хребет – основу истории не только всех татар, но и государства Российского, поскольку именно в Золотой Орде как многонациональном государстве впервые были государственно объединены непосредственные этнические предки большинства современных тюркских и финно-угорских народов Российской Федерации.
Что же представляло собою Казанское ханство, вернее как отразились в панораме веков трагические события падения ханства в 1552 г. на страницах дошедших до нас различных источников и как они интепретировались в отечественной историографии? Как известно, территориально современная республика Татарстан занимает примерно одну пятую часть Казанского ханства и чуть ли не одну двадцать пятую часть былой Золотой Орды – национального государства всех татар. Итак правителем зародившегося в недрах Улуса Джучи Казанского государства становится в 1445 г. сын Золотордынского хана Улу-Мухамеда Махмут. По этому поводу в Никоновской летописи написано: «Царь Мамутяк пришед из Курмыша Казань взял, а казанского князя Азыя убил, а сам на Казани воцарился, и оттоле нача царство быти казанское». В Воскресенской летописи это изложено чуть иначе: «Тое же осени [1445 г.] царь Мамотяк, Улу-Магметов сын, взял город Казань, вотчича казанского князя Либея убил, а сам в Казани сел царствовати». В тоже время анонимный автор «Казанской истории» (середина ХVІ в.), считавший первым ханом Казани Улу-Мухамеда, отмечая приход сюда орды Улу-Мухамеда, сделал неменее многозначительное замечание: «И рады ему бысть изо оставшихся от плена худые болгары. И молиша его казанцы быти ему заступника бедам их, и помощника от насилия, воевания русскаго, и быти царьству строителя»…
Казанское ханство занимало сравнительно большую территорию северной части распавшейся к этому времени Золотой Орды империи. На западе ее границы проходили по реке Суре, на севере достигали Средней Вятки и Камы, на востоке – предгорий Урала, на юге – она смыкалась с владениями ногайских татар, где-то между Саратовым и Волгоградом. Территория ханства во многих отношениях выгодно отличалась – наличием множества полноводных рек, плодородных полей и лугов, богатых лесов и просторных степных пространств на границе с Ногайской Ордой, что создавало удивительное удобство для жизни для местного, по существу, полиэтничного населения, включавшего в себя наряду татарами, башкир, марийцев, мордву, удмуртов и чувашей. По сообщению анонимного казанского летописца, ханство было «место пренарочито и красно велми, и скотопажитно, и пчелисто, и всяцеми земными семяны родимо, и овощи преизобилно, и зверисто, и рыбно, и всякого угодья много, яко не мощно обрести другаго такова места во всей Русской нашей земли нигдеже таковому подобно месту красотою и крепостию и угодием человеческим», а по мнению князя Андрея Курбского, - непосредственного участника – очевидца завоевания ханства «понеже в земле той поля великие и зело преизобильныя и гобзующия на всякие плоды; такоже и дворы княжат и вельможей зело прекрасны и воистину удивления достойны, и села часты; хлебов же всяких такое там множество, воистину вере ко исповеданию неподобно: аки бы на подобие множества звезд небесных; тако же и скотов различных стад безчисленное множество, и корыстей драгоценных, наипаче от различных зверей, в той земле бывающих: бо тамо родятся куны дорогие, и белки и прочия зверия ко одеждам и ко ядению потребные; и мало за тем далей соболей множество, такожде и мехов: не вем, где бы под солнцем больше было».
Детализируя конкретно этнический состав населенияКазанского ханства князь Андрей Курбский отметил, что «кроме татарского языка, в том царстве пять различных языков: мордовский, чувашский, черемисский [т.е. марийский], воитецкий, або арский [т.е. удмуртский], пятый башкирский». Не менее характерно и то, что ни один источник периода ХІV–ХVІ вв. не дает нам даже повода говорить о насильственном включении нетатарских народов в состав ханства. По всей видимости, здесь спонтанно сложился своеобразный, можно сказать даже чуть ли не осознанный добровольный политический союз местного тюркского и финно-угорского населения. Ни один источник периода Казанского ханства не сообщает также нам и о каких-либо проявлениях национально-освободительной борьбы периферийного населения государства против татар. В этом плане довольно убедительно звучит и следующая мысль татарского историка начала ХХ в. Гайнетдина Ахмерова: «...когда на смену Булгарии пришла Казань, арские, чувашские, черемисские, башкирские племена добровольно признали ее власть и вошли в состав нового государства. Эти племена никогда не замышляли антиказанских бунтов, напротив, шли вместе с казанцами против общего врага, вместе защищали Казань, а после ее падения делали все, чтобы не попасть под русское иго, поднимали восстания, а потерпев поражения зачастую предпочитали свободолюбивые башкирские степи рабству на истоптанной захватчиками родине. Все эти движения языческих племен свидетельствуют об их этнической и духовной общности с казанскими, а еще ранее — с булгарскими тюрками, что, в свою очередь, дает основание предполагать наличие равных прав и достаточных свобод у народов как Булгарской, так и Казанской держав». Как бы в унисон Г.Ахмерову звучат мысли русского дворянина – эмигранта Михаила Каратеева (1904-78), автора исторической трилогии «Русь и Орда» и очерка «Казанское царство»: «Подвластных им народов – черемисов, башкир, чувашей и иных, – татары не притесняли, и поэтому никаких мятежей и восстаний против них тут не было. Наоборот, – все эти народы, по-видимому, были довольны порядком, который установили казанские цари, и поддерживали их в борьбе с внешними врагами». Надо полагать, местное полиэтничное нааселение очевидно довольно четко осознавало свою принадлежность к единому политическому целому (об этом неоспоримо, конечно, свидетельствует совместная война за независимость народов Среднего Поволжья в середине XVI в.) и признавало это целое своей Родиной!
Развитыми отраслями хозяйства Казанского ханства, несомненно, являлись земледелие, скотоводство, лесные промыслы, рыбная ловля, бортничество, различные виды ремесел (кожевенное, ювелирное, кузнечное, гончарное), большой размах приобрела внутренняя и внешняя (международная) торговля. Венецианский путешественник ХV в. Иосифат Барбаро писал: «Казань – торговый город; оттуда вывозят громадное количество мехов, которые идут в Москву, в Польшу, в Пруссию и во Фландрию. Меха получают с севера и северо-востока, из области Дзагатаев [буртасов?] и Мордовии». А вот как описывает Казанскую ярмарку автор «Казанской истории»: «На той же день [24.06.1505] съезжахуся в Казань [на Гостиный остров на Волге] изо всея Руския земля богатии купцы и многие иноземцы далныя и торговаху с Русью великими драгими товары».
Довольно высокого уровня в ханстве достигли градостроительство и архитектура. Говоря об архитектуре, в качестве примера приведем современную стихотворную обработку слов казанского летописца, описывающего въезд Ивана ІV в завоеванную Казань:
«…И когда Казань-город очистили, В нее сам самодержец наш выехал… Он приехал на площадь великую, У царева двора с коня доброго Соскочил, удивляясь бывшему… Не напрасно казанцы противились И сражались со славою до смерти, Ибо царство сие стоит этого! И вошел он во двор, в сени царские, И пошел в златоверхие теремы, И палаты, любуясь, осматривал, Хоть была красота их разрушена От стрельбы непрестанной от пушечной…».
Серьезное развитие в период Казанского ханства получила и духовная культура местного населения. На территории государства функционировали многочисленные начальные и средние школы, высшее учебное заведение в Казани, библиотеки, включая богатое книгохранилище ханского дворца. Как это было традиционно на Востоке, широкое распространение получила и поэзия, о чем наглядно свидетельствует творчество казанского хана Мухамед-Эмина, Мухамедъяра, сеида Кул-Шерифа и многих-многих других. Не зря Мухамедъяр даже писал: «Здесь много преуспело в деле этом, Большой и малый мнит себя поэтом…».
Суннитский ислам ханифитского мазхаба несомненно играл одну из ключевых ролей в духовной жизни населения ханства, т.к. представлял собою религию государствообразующего народа, политической элиты страны. При этом не менее важно подчеркнуть, что в Казанском ханстве, при главенстве исламской религии, существовала полная веротерпимость, что было связано с традициями, унаследованными от Хазарии, Волжской Булгарии и, конечно, от Золотой Орды. В самой Казани находился христианский храм – армянская церковь, а большая часть финно-угорского и некоторая часть тюркского населения страны продолжали исповедывать языческие верования предков. Ислам распространялся ненасильственно, добровольно, большей частью в результате усиления этнокультурных контактов внутри полиэтничного государства, на пути этнокультурной интеграции.
С момента организации государства после 1445 г. она приобрела некоторые специфические черты. Создался новый слой землевладельцев, который в основном формировался за счет представителей «орды Улу-Мухамеда». Несомненным доказательством этого служит пребывание в Казанском ханстве золотоордынских родов-кланов Ширин, Барын, Аргын, Кипчак, которые, очевидно фактически владели различными областями государства. Так в административном отношении ханство делилось на даруги: Алатскую, Арскую, Атызскую, Галичскую/Якийскую, Крымскую, Ногайскую, Окречскую, Чувашскую и др.; Никоновская летопись под 1469/70 г. отмечает в составе государства земли «Камскою», «Сыплинскою», «Костятцскою», «Беловолжскою», «Вотяцкою» и «Башкырскою»). Сигизмунд Герберштейн, бывший два раза в начале XVI в. в Московии, писал: «У татарских царей есть четыре советника, к которым в важных делах они прибегают прежде всего. Первый из них называется Ширни, второй – Барни, третий – Гаргни, четвертый – Ципцан».
Верховная власть в стране принадлежала хану. Однако решения государственного значения хан мог принимать лишь с согласия дивана – совета при хане, состоявшего из наиболее представительных феодалов и высшего духовенства. Наиболее авторитетные члены этого совета носили название «карачи» – смотритель. Среди них выделялся «улу карачи» – старший смотритель. Для решения важнейших государственных вопросов (избрание или низложение хана, объявление мира или войны, заключение международных договоров и т.д.) собирался съезд землевладельцев, военных и духовенства, известный под именем «вся земля Казанская» или «курултай». Коль скоро прочие слои населения в курултае представлены не были, поэтому нельзя однозначно назвать его народным собранием. Созыв курултая в Казанском ханстве представлял собой традицию, привнесенную в Восточную Европу монголами. Татарских государств и закрепленную в Золотой Орде и содружестве постзолотоордынских вслед за феодальной верхушкой государства, которую представляли хан, высшее духовенство и эмиры-карачи, шли беки, хакимы, мирзы, огланы, казаки и феодализирующаяся знать подвластных народов. Значительную прослойку в структуре Казанского ханства составляли чиновники. В целом феодалы, духовенство и чиновничество составляли тот привилегированный, господствующий слой населения, который назывался «ак сояклэр» – белая кость или «зур кешелэр» – большие люди, в противоположность «черному люду», «меньшим людям» («кара халык», «кешелэр»). Относительно небольшую часть податного населения государства составляли ремесленники и торговцы, живущие в городах…
Политическая история Казанского ханства оказалась очень многогранной и насыщенной, что подтверждается большим количеством зафиксированных в письменных источниках фактов. Однако, к сожалению, основной корпус этих сведений отражает преимущественно лишь взаимоотношения Казани и Москвы, отчасти – Казани и Ногайской Орды, и очень мало информирует о политике ханства в отношениях с Крымом, Астраханью, Сибирью, Средней Азией. В целом эта тема довольно хорошо, а по некоторым вопросам даже скрупулезно, исследована в работах Хади Атласи, Михаила Худякова, Саляма Алишева, Дамира Исхакова, Александра Бахтина и других ученых. А что нам сообщают письменные, фольклорные источники и историография о завоевании Казани?
«…Великий князь [Иван ІV] вновь собрал великую силу и подошел опять к Казани; вел подкопы и взорвал их. Так взял он город, а хана-царя Шигалея [следует читать: Едигера] взял в плен и отдал воинским людям город как добычу. Город был разграблен. Жителей убивали, выволакивали и обнаженные трупы складывали в большие кучи. Затем убитым связывали вместе ноги внизу у щиколоток; брали длинное бревно, насаживали на него трупы ногами и бросали в Волгу по 20, 30, 40 или 50 [трупов] на одном бревне. Так и спускались вниз по реке эти бревна с трупами. Они висели на бревне под водой, и только ноги оттуда, где они были связаны вместе, торчали вверх над бревнами…», – так коротко и ясно описывал завоевание русскими войсками столицы Казанского ханства немец Генрих Штаден, около 12 лет (1564-76 гг.) проживший в Московии периода правления Ивана Грозного. Подробное описание «Казанского взятия» имеется и в записках князя Андрея Курбского – и в «Казанской истории», автор которой, вполне возможно, тоже был очевидцем завоевания. А вот как описывает эти события Новгородская летопись, редко цитируемая по данному случаю: «О Казанском взятии, како взята бысть Казань, бесерменский град, благоверным государем великим князем Иваном Васильевичем всеа Русии. В лето 7061, месяца октября во 2 день… Князь же великий скоро посылает ко граду Казани, повелевает отволочити от града Казани снаряд стенобитный, от обоих подкопов больших, пушки единой имя Колцо, а другой имя Ушатая, и огненыя пушки и весь снаряд, такоже и Змей летячей, и Змей свертной и прочий снаряд весь отволокоша. И повеле князь великий знамя развертети. Бе бо на нем образ Господа Бога Спаса нашего, князь же великий государь слезно зряще глаголаше: «Хранителю мой и избавителю наш! Сохрани нас имени твоего ради святаго». И тако прекрестив лице свое крестообразно и поиде ко граду, и брат его князь Володимер Ондреевичь и все воинство… И тако поиде ко граду Казани. Перешед Булак и взыде к горе и ста полком, и повеле в набаты бити и в накры многи, и в сурны играти, и в трубы трубити; яко гром велик возшуме, не бе слышати что глагола друг другу. И став противу Арских ворот, ныне же именуются Спасские, идеже ныне стоит храм Господа Бога нашего Исуса Христа Нерукотворенного образа, и вскоре посылает к туром князя Михайла Ивановича Воротынского, да велит размыслу Немчину подкоп зажещи в дву местех, и повеле приступити ко граду со всех стран. И абие загореся подкоп в первый час дни в неделю, вырваше стены много во едином месте, и после в другом месте потомуже, и нача метати стрелни и городни и древеса граднии и с землею, яко до небес меташе, и с людми, иже бе на граде стояще, готовящеся к приступу; меташе же людие Казанстии овии во град, иных на иную страну. Егда вырваша подкоп, и в той час учиниша приступ со всех стран, християнстии же людие кликнуша вси единогласно: «О Владыко! Не остави нас, буди помощник». И тако великим зуком приступиша в первый час дни, мню яко земли колебатися от обоих шума и от трескоты древяного, овии в полы места полезоша, инии же по лестницам, иные же по прислоном, а иные на обломки полезоша; и тако чрез стену скоро взлезоша во град, бьюще по улицам Татар и катун, мужен и жен, по двором, иные же в ямы валячися из мизгитей и с полат, и секуще их и одираху до последния наготы. И тако вскоре, премудраго Бога промышлением, неколико тысящь побиша людей Казанских; и тако, Божиею милостию и его крепкою десницею, ни един Татарин Казанцов не возмогоша битися противу людей християнских, бежаша вси градом, и такоже туто побиша их и прогониша их ко цареву двору. Они же сташа о цареве дворе, хотяще битися, и абие християнстии людие со всех стран много множество приидоша, и тако биющеся и секуще их, яко крови их по удолиям течаше и телеса их невместимо по улицам проити, и такоже по улицам людие на земли лежаху. Людие же Казанские восхотеша о цареве дворе битися, и видевше они окаяннии, что невозможно стати против хрестьянских людей, и абие побегоша с царева двора за град, с стены валяющеся, за Казань за реку к лесу по Галицкой дороге побегоша; и абие ту стояше великого князя правая рука, князь Петр Михайловичь Щенятев да князь Андрей Михайловичь Курбской и с ними многие люди Московстии, и Ноугородцы, и Псковичи, тех всех людей Казанских на голову побиша, от них мало тех которые на лес утекоша. Во граде же бяше хрестьянстии людие много множество безчислено княинь, и мурзиных жон, и девок и детей взяша, такоже рку вскоре от великих и до простых людей. И такоже начаша царя Казанского искати Аидигеря, по всем странам града: занеже бе его искаху и не обретоша, и в цареве дворе языков много пытающе, не ведяху никтоже его; и абие устремишася Палецкого княжь Дмитреевы слуги на левую страну града Казани, идеже зовутся у них Збойливые ворота, ныне же зарушены, и такоже на стене взяша царя Аидигеря, Касым Салтанова сына, и Астороханского царевича, и вневеды хотяше убити его, и абие ту с ним некии Татарове бяше сказаша о нем, яко царь есть. О предивное чюдо и великое Божие милосердие! На толикое малое время, на един час, толико тысящь побили Казанских людей, и царя из града взяша, и царство его плениша…». Так был разрушен один из цветущих центров средневековой татарской цивилизации, так погибли его защитники, героически противостоявшие пятикратно преобладающему числу противника. Драматические события 2 октября 1552 г., а чуть позднее – завоевание русскими войсками другого татарского Астраханского ханства положили конец многовековой традиции государственности тюркского населения Поволжья, непрерывно функционировавшей как минимум со времен возникновения Великой Болгарии и Хазарского каганата, т.е. с середины VІІ в. С падением ханской Казани началась чуть ли не эпоха физического, истребления татар, ущемления их насущных прав и свобод – гонений на их вероисповедание, на систему национального образования образование, на язык, на письменность…
Вполне естественно, что тема завоевания Казанского ханства нашла серьезное отражение в татарском фольклоре. В качестве примера можно назвать народные предания (по содержанию мы их условно хронологически «выстроили» в таком вот порядке) «Соембикэ»/«Сююмбике», «Патша хэйлэсе»/«Царская хитрость», «Зоя каласы»/«Свияжск», «Иван Грозный ничек Казанга сугыш ачкан»/«Как Иван Грозный начал войну с Казанью», «Казан алынганы»/«Завоевание Казани», «Шэрифкол»/«Кул-Шериф» и другие. В предании «Сююмбике» речь идет о якобы первопричине завоевания Казани. Правитель Московского государства влюбляется в царицу Сююмбике и посылает своих послов просить ее выйти за него замуж. Ответом был отказ. На что русский царь восклицает: «Не хочешь миром, возьму войною!»… Второе предание «Царская хитрость» повествует о том, что Иван Грозный, устав воевать с царицей Сююмбике, идет на хитрость: «Дайте мне, – говорит он, – землю размером с бычью шкуру – прекращу войну». Сююмбике соглашается. Слуги русского царя закалывают быка, а из его шкуры кроят длинную ленту, которой опоясывают огромную территорию ханства, где позднее возводят крепость Свияжск… О поисках же удобного места и о возведении форпоста оккупации Казанского ханства города Свияжска в 1551 г. нам сообщает предание «Свияжск».
Легенда «Как Иван Грозный начал войну с Казанью» красноречиво сообщает: Царь Иван целыми днями ломает себе голову, он удручен одной мыслью, как завоевать Казань. Один из приближенных говорит ему: «Пошли меня в Казань, устрою скандал, а ты затем войну начнешь». Понравилось это царю, отправил он слугу в Казань, который по прибытию к татарскому хану попросил земли размером с бычью шкуру. Хан дал свое письменное разрешение на это. Москвич тут же пошел на базар, скупил все шкуры, скроил их между собой и разложил в самом центре Казани. В результате – скандал, а за скандалом – война. Легенда же «Завоевание Казани» описывает походы Ивана ІV на Казань с акцентом, естественно, на поход 961/1552 г. и ожесточенное сопротивление казанцев, которое на примере сеида Кул-Шерифа по прозванию «Предводитель святых» («Изгелэр житэкчесе») более подробно изложено в баите «Кул-Шериф»…
Взаимоотношения Казанского ханства и Руси стали предметом серьезного изучения уже начиная с ХVІІ в. («Казанскую историю» анонимного автора ХVІ в. в данном случае мы относим в разряд письменных источников). К числу первых исследователей названной проблемы можно отнести А.И.Лызлова, В.Н.Татищева, П.И.Рычкова («Опыт казанской истории древних и средних времен», 1767), М.М.Щербатова («История Российская с древнейших времен», 1784–1789), Н.М.Карамзина, К.Ф.Фукса («Краткая история города Казани», 1817), М.С.Рыбушкина («Краткая история города Казани», 1834), Н.С.Арцыбашева («Повествование о России», 1838–1843), Н.К.Баженова («Казанская история», 1847) и некоторых других.
Так, А.И.Лызлов, автор «Истории Скифийской», «прилежными трудами сложенной и написанной лета от Сотворения Света 7200, а от Рождества Христова 1692», уделяет большое внимание русско-татарским взаимоотношениям. У него подробно описываются события, предшествовавшие завоеванию Казани в 1552 г., когда Москва «непрестанно посылаше многия воинства воевати Казань и областей ея», и само покорение столицы татарского государства, являвшееся, по мнению автора, наказанием за непрерывные опустошительные набеги татар на русскую землю. Во многом голословное упоминание «непрерывных опустошительных набегов татар», как и мнение, что «казанский юрт от начала наш юрт» (цитируем Ивана Грозного), «Казанское царство и город Казань основаны татарами на земле Российскому государству принадлежащей» (цитируем Петра Рычкова), перекочевали из русских летописных сводов ХV–ХVІІ вв. практически во все дореволюционные издания русских авторов.
Однако мы прекрасно знаем, что историческая наука ХVІІ – первой половины ХІХ в. оставляла желать лучшего, т.к. практически еще были неразработанными были многие ее направления, в частности, методика анализа и использования письменных источников, археологические и этнографические изыскания в целом тоже фактически находились лишь в стадии зарождения. Поэтому и выводы упомянутых исследователей, как правило, носили довольно условный характер. Сильна была приверженность трафаретным идеям, заложенным еще составителями русских летописей…
Более серьезное изучение взаимоотношений Казанского ханства и Руси началось только со второй половины ХІХ в., когда существенно расширился круг введенных в научный оборот источников и существенно усовершенствовалась методология исторических исследований. В ряду таких исследователей в первую очередь необходимо назвать С.М.Соловьева. По сути дела, конечно, он восхвалял завоевания Русью восточных от нее земель, считая это показателем прогресса (!). По его мнению, русская колонизация способствовала поступательному развитию экономики Руси и распространению «европейской, христианской цивилизации» на «магометанский» Восток. Н.И.Костомаров тоже считал «покорение татарской расы славянскою, присоединение к себе ее территорий» «первым условием возможности благоденствия и процветания Руси». Так, к примеру, существование Крымского ханства, по мнению этого ученого, «было одной из главнейших причин медленности расселения русского народа на огромном материке». Такой же точки зрения придерживался и автор книги «Поволжье в ХV и ХVІ веках» (1877) Г.И.Перетяткович. Хотя в его работе дается большое количество интересной информации об этнокультурных и внутриполитических процессах в Казанском ханстве, однако основными причинами падения Казани Г.И.Перетяткович считал слабость внутреннего политического устройства ханства и этноконфессиональную пестроту его населения.
В ХІХ в. появились и первые серьезные работы татарских историков, исследовавших различные стороны русско-татарских взаимоотношений и конкретно «казанского взятия». В первую очередь, это труды Шигабутдина Марджани, Хусаина Фаизханова, Каюма Насыри. В начале ХХ в. появились труды Мурада Рамзи, Гайнетдина Ахмерова, Хади Атласи, комплекс статей в журнале «Шура» Ризаэтдина Фахретдина и ряда других авторов. Естественно работы этих ученых в какой-то мере ставили заслон субъективной великорусской идеологии в освещении исторических фактов истории. Фактически именно эти работы по сути, оказывается гораздо более объективны и научны, т.к. в них использовалась вся совокупность и русских, и татарских источников с соответствующим критическим анализом. Примечательно, что татарские авторы всегда уделяли пристальное внимание внутреннему расколу татар не только Казанского ханства но и в системе постзолотоордынского содружества татарских ханств, включавшего наряду с Казанским также и Крымское, Сибирское, Астраханское, Касимовское ханства, Большую Орду и Ногайскую Орду, что, как известно и привело некогда процветавшее татарское общество к печальному результату. В то же время, позиция Москвы с этой точки зрения вполне резонно оценивалось ими не иначе как «колонизатором», «поработителем», а последствия событий 1552 г. оценивались в целом почти однозначно отрицательно.
В первые годы после революции свет увидели интересные работы Н.В.Никольского «Конспект по истории народностей Поволжья» (1919) и Н.Н.Фирсова «Чтения по истории Среднего и Нижнего Поволжья» (1920). Определенный социальный заказ предопределил тот факт, что в этих книгах серьезное внимание было уделено именно завоеванию Казани и войне за независимость народов Поволжья в середине ХVІ в. В числе не менее важных выводов этих авторов можно отметить и то, что они правильно подметили еще одну сугубо экономическую сторону проблемы – стремление Ивана ІV установить контроль над Великим волжским путем, о чем наглядно свидетельствовало и осуществленное вскоре завоевание Астрахани в 1556 г. Еще одну тоже не менее важную экономическую сторону проблемы – острую нехватку земель и рабочей силы в Российском государстве что говорит об экстенсивном способе ведения хозяйства, подметил в связи с этим создатель собственной исторической школы, активно критикуемой советскими учеными начиная с конца 1930-х годов, М.Н.Покровский. При этом он выступил с резким осуждением реакционной завоевательной и национально-колониальной политики русских правителей, в частности, Ивана Грозного, и назвал Россию «тюрьмой народов». Не менее примечательно и то, что М.Н.Покровский отвергал агрессивный характер развития Казанского ханства и называл войну народов Среднего Поволжья против Ивана Грозного «народной войной за независимость». В свое время последователи взглядов М.Н.Покровского закономерно критиковали дореволюционную русскую историографию за тенденциозность и «патриотический фанатизм, который доводит изложение фактов до карикатурного искажения».
Первым серьезным послереволюционным татарским исследователем, в чьих трудах нашла отражение наша проблема, следует назвать Газиза Губайдуллина. В нескольких своих работах («Татар тарихы»/«История татар», 1922, 1924, 1925 гг. издания; статья «Идел буе очен корэш тарихыннан»/«Из истории борьбы за Поволжье», 1923) он довольно тщательно проанализировал развитие политической ситуации в Среднем Поволжье в ХV–ХVІ вв. Так, в работу «Татар тарихы» автором были даже включены два раздела под характерными названиями «Идел буендагы татар дэулэтлэренен инкыйразы»/«Исчезновение татарских государств Поволжья» и «Идел очен сонгы корэш»/«Последняя битва за Волгу». Здесь он обстоятельно рассматривает московскую политику «разделяй и властвуй» по отношению к постзолотоордынским татарским ханствам, обращает внимание на известную ситуацию характером Касимовского ханства, функционировавшего целиком в сфере русского влияния, раскрывает причины падения татарских ханств, в том числе внутренние и именно экономические, причины агрессии Москвы, в том числе экономические и т.д. По мнению историка, исход событий был предрешен заранее, и связано это было, в первую очередь, как это парадоксально звучит якобы с кочевым укладом жизни (?) населения Казанского ханства, которое де не воспринимало конкретную территорию своей конкретной Родиной. В историографии истории Казанского государства особое место, занимают «Очерки по истории Казанского ханства» (1923) М.Г.Худякова. Книга явила собой новый, значительный шаг вперед в изучении истории Казанского ханства и казанско-московских взаимоотношений. Впервые читатель получил вполне систематизированный материал по истории национального государства казанских татар. Ее появление было даже отмечено официальной правительственной газетой «Известия ТЦИК», которая писала: «Это книга, которой недоставало. Татарская республика должна иметь историю того государственного союза, из которого она вышла через длинный период тяжелой зависимости от другого государственного союза» (!). Учитывая тот факт, что заинтересованная темой московско-казанских взаимоотношений читательская аудитория прекрасно знакома с работой Михаила Георгиевича, мы приведем здесь всего несколько небольших цитат из нее, которые во всей полноте отражают точку зрения этого незаурядного русского ученого.
Завоевательная политика Руси. «До конца 1540-х годов русская политика по отношению к Казанскому ханству не имела территориально-завоевательного характера. В конце 1540-х годов совершается перелом, и русское правительство приходит к мысли о территориальном завоевании Казанского ханства, о включении его в состав русского государства. Соответственно этому, изменяется вся схема русско-казанских взаимоотношений, и для русских начинается настоящая завоевательная, империалистическая война»; «завоевательная политика была результатом совпадения интересов дворян-помещиков, духовенства и торгово-промышленного капитала». Последствия завоевания Казани. «Чудовищное избиение жителей взятой Казани составляет одну из самых тяжелых страниц русской истории. Такою колоссальною гекатомбою человеческих жертв закончился «крестовый поход» христолюбивого воинства против казанцев, первое выступление русского государства на путь территориальных завоеваний. Кроме огромного количества человеческих жизней, насильственно унесенных в могилу, кроме бесчисленных слез, страданий и горя, пережитых казанским народом, печальный день 2 октября знаменовал собою гибель материального благосостояния, накопленного целыми поколениями, и утрату культурно-бытовых ценностей, которые теперь были безжалостно извлечены из укромных уголков, где они бережно сохранялись, без сожаления были изломаны, изуродованы, потеряны, уничтожены. Тысячи драгоценностей, ювелирных украшений, тканей, произведений высокого мастерства и искусства безвозвратно погибли. Богатству народа был нанесен страшный удар, от которого он едва ли мог бы оправиться»…
Начиная с середины 1930-х годов, в советской историографии вновь начали ощущаться великодержавные нотки изложения истории, присущие дореволюционным историкам. В первую очередь, это было связано с политикой укрепления центральной власти, вылившейся в культ личности И.В.Сталина, во вторую очередь – с необходимостью противостоять «здоровым национализмом» угрозе нацистской Германии (а также Турции), в третью очередь – с закрепившимся в годы войны 1941-45 гг. стереотипом о «русском народе – освободителе». Именно Великая Отечественная война явилась сильнейшим толчком к очередному пересмотру российской истории. Стал возвеличиватся образ русских великих князей и царей, в частности Ивана Грозного переосмысливалось содержание и сама необходимость гипотезы о завоеваниях Руси–России, как «наименьшем зле» (см.: Нечкина М.В. К вопросу о формуле «наименьшее зло» // Вопросы истории. –1951. –№4; см. также статью Л.Максимова в журнале «Большевик», 1952, №13), научная историческая терминология «обогатилась» термином «расширение», используемом при описании завоеваний Руси–России. Так завоевание Казани Иваном Грозным называлось «одним из важнейших средств укрепления и дальнейшего развития русского национального государства», «начальным этапом становления многонационального централизованного российского государства». В частности в своем выступлении под названием «Восточная политика Ивана ІV» на научной сессии, посвященной 120-летию ЛГУ (1939 г.), И.И.Смирнов говорил: «Актуальность восточного вопроса во внешней политике Московского государства определяется фактом наличия системы татарских государств, возникших на развалинах Золотой Орды и стремившихся к гегемонии в Восточной Европе… Стремясь не допустить разгрома Казанского ханства, Турция активно вмешивается в казанский вопрос и выступает в роли организатора коалиции турецко-татарских ханств против Московского государства… Разгром Казанского и Астраханского ханств Московским государством является относительно прогрессивным явлением в двояком отношении: а) он укреплял политическую независимость русского национального государства, устранял угрозу воссоздания турецко-татарской гегемонии на востоке Европы… б) включение народов Поволжья в состав Московского многонационального государства – меньшее зло, чем существование их в Казанском ханстве, с точки зрения исторических перспектив»… Все эти идеи настойчиво внедрялись в сознание советских людей не только посредством печатной продукции, но и через такие виды массового искусства, как кино и т.п.
Говоря в целом об историографии завоевания Казани «доперестроечного периода», в целом как весьма однополярной и не отличающейся каким-либо существенным своеобразием, хотелось бы выделить работы таких исследователей, как К.В.Базилевич («Внешняя политика Русского централизованного государства. Вторая половина ХV века», 1952), С.О.Шмидт («Предпосылки и первые годы «Казанской войны». 1545–1549 гг.», 1954; «Становление российского самодержавия», 1973), Г.Д.Бурдей («Борьба России за Среднее и Нижнее Поволжье», 1954; «Взаимоотношения России с Турцией и Крымом в период борьбы за Поволжье в 40–50-х годах ХVІ века», 1956), И.И.Смирнов («Очерки политической истории Русского государства 30–50-х годов ХVІ в.», 1958), А.А.Зимин («И.С.Пересветов и его современники», 1958), И.Б.Греков («Очерки по истории международных отношений Восточной Европы ХІV–ХVІ веков», 1963), А.М.Сахаров («Образование и развитие единого Российского государства в ХІV–ХVІІ вв.», 1969), М.Н.Тихомиров («Российское государство ХV–ХVІІ веков», 1973), Р.Г.Скрынников («Иван Грозный», 1980) и др. Вызывающий искреннее наше к себе уважение Михаил Николаевич Тихомиров, смело выступивший в 1946 г. на московской сессии по проблемам этногенеза казанских татар с поддержкой золотоордынской составляющей истории татар, против агрессивного булгаризма, невольно явился также одним из тех, кто ввел очевидно по недосмотру в научный оборот довольно противоречивый странный тезис о «добровольном вхождении народов Поволжья и Приуралья в состав России». Так, в докладе на сессии 1950 г. по проблемам истории чувашского народа, а также на страницах «Советской этнографии» (1950, №3) он конкретно отмечал факт «добровольного присоединения Чувашии к России», что якобы означало по его мнению для чувашей именно «спасение от грабительских казанских набегов» (!) и «возможное облегчение повинностей и ясака». Наиболее агрессивную позицию в оценке событий в 1552 г. занял некий К.Я.Наякшин, чье письмо «К вопросу о присоединении Среднего Поволжья к России» было опубликовано в №9 журнала «Вопросы истории» за 1951 г. Именно перу К.Я.Наякшину принадлежат также сенсационные открытия как то: «Борьба в Поволжье была прежде всего борьбой против султанской Турции и ее крымско-казанских и астраханских холопов» (!); «Основные массы населения Казанского ханства испытывали тяжелый гнет со стороны золотоордынских ханов. Этот гнет особенно усилился с середины ХV в., когда Казань заняли отряды хана Улу-Махомеда… Основные массы населения Казанского ханства с ненавистью относились к своим золотоордынским поработителям. Перед населением Среднего Поволжья, находившимся под ярмом феодалов, – выходцев из Золотой Орды, – стояла прямая угроза оказаться под властью турецкого султана» (!); «игнорировать турецкую опасность непозволительно»; «Ясно, что присоединение народов Поволжья к России было, по существу, единственным выходом, единственным средством спасения для них» (!!!)…
Оригинальностью мысли в названный «доперестроечный период» отличался довольно узкий круг ученых. В качестве одного них, наиболее раннего по времени можно назвать автора монографии «Распад Золотой Орды» (Саранск, 1960) М.Г.Сафаргалиева, который в статье «Присоединение мордвы к Русскому централизованному государству» (1964) поставил под сомнение тезис о турецкой опасности. В 1970 г. в стенах Института языка, литературы и истории Казанского научного центра АН СССР С.Х.Алишев обратил внимание на тенденциозность трактовки завоевания 1552 г., как чуть ли не «добровольного присоединения». Позднее эти же мысли были им изложены в 1975 г. в статье «Присоединение народов Среднего Поволжья к Русскому государству», изданной в составе сборника «Татария в прошлом и настоящем».
Процессы демократизации общества, затронувшие страну в процессе распада СССР, значительно усилили интерес ученых к ранее табуированным проблемам. В русле нашей темы в качестве примера можно уже назвать несколько таких серьезных и достаточно объективных научных публикаций (И.Л.Измайлов «Казанское взятие» и имперские притязания Москвы // Мирас, 1992, №10, С.Х.Алишев «Казань и Москва: межгосударственные отношения в ХV–ХVІ вв.», Казань. 1995), Р.Г.Фахрутдинов «История татарского народа и Татарстана», Казань. 1995, И.Р.Тагиров «История национальной государственности татарского народа и Татарстана», Казань, 2000 и наконец сборник материалов научной конференции «Цивилизационные, этнокультурные и политические аспекты единства татарской науки» (Казань, 7-8 июня, 2002 г.), только что опубликованный под многозначительным названием «Единство татарской науки».
Таким образом, актуальность и тщательность изучения истории поздесредневековой национальной государственности татар в виде Казанского ханства с центром в г.Казани, которая как важная крепость и торговый центр существовала еще на рубеже IX-X вв. н.э. заключается не только в том, что она стала после распада Золотой Орды национальным государством, созданным ныне существующим татарским народом, а не его этническими предшественниками или предками, а возникла в системе содружества целого созвездия татарских государств, когда наряду с Казанским ханством в рамках Крымского, Мещерского юрта – Касимовского, Астраханского, Сибирского, Большой и Ногайской Орд в границах перечисленных постзолотоордынских (поздезолотоордынских исламских государств шло до поры до времени формирование самостоятельных по существу татарских этнополитических общностей, которые сохраняли между собою обширные и довольно тесные не только политические, но и этнокультурные контакты, хотя сегодня в лице разных этнических групп татар мы фактически в большинстве случаев имеем дело именно с наследниками указанных этнополитических общностей. При этом единство происхождения всех этих общностей, имеющих и сохраняющих этноним «татары», восходит именно к этносу средневековых татар, сложившихся в рамках державы поистине мирового уровня – Золотой Орды (Улуса Джучи). Определение значения клановой системы (структуры поздезолотоордынских татарских государств позволило конкретно описать единство феодального класса во всех постзолотоордынских татарских государствах и показать этносословный характер подразделения этноса на верхи и низы во всех этнополитических общностях. В связи с этим надо обратить и на такой немаловажный аспект: Татарстан в системе Российской Федерации является единственным субъектом, коренное население которого еще на заре русской истории еще в домонгольское время не только имело несколько татарских государств в свое время, но и активно было вовлечено в административное и политическое устроение складывающегося Российского государства. Даже сам процесс инкорпорации Казанского ханства и других татарских государств в состав России не имеет аналогов по своим историческим последствиям. Достаточно обратить внимание на герб Российского государства – Российской империи и, наконец, современной Российской Федерации, три короны которого над двуглавым орлом символизируют Казанское, Астраханское и Сибирские татарские ханства. Как писал многозначительно один из виднейших идеологов евразийства 20-3-гг. ХХв. Н.С.Трубецкой: «Москва стала мощным государством лишь после завоевания Казани, Астрахани и Сибири». Сегодня, когда Республика Татарстан, представляя собою единственный политически организованный центр татар в мире, действительно представляет собою единственную государственность татар. К ней закономерно тяготеют национальные интересы различных групп татар всего мира. Действительно, история татарского народа и Татарстана поистине воссоединилась после трагических событий 1552 г. с мировой историей. И сегодня потомки некогда противостоявших друг другу татар и русских в массе своей живут мирно и никак не хотят ссориться. Современная жизнь Республики Татарстан несет в себе большой эмоциональный заряд и дает достойный ответ каждому на все недоуменные вопросы: поистине народ, имеющий богатую далеко не ординарную в мировой практике историю своей государственности в прошлом оказывается в состоянии преодолеть трагические периоды своего развития. Подводя итоги, хочется обратить внимание на исключительно важное и принципиально конструктивное в методологическом плане высказывание уже упоминавшегося нами татарского историка – ученого И.Р.Тагирова: «Многовековая история отношений русского и татарского народов настолько сложна и противоречива, что до сих пор сложно прийти к единому мнению в ее оценке. Это мешают устоявшиеся заблуждения, приобретшие со временем видимость непререкаемых истин. Сегодня для всех нас – и русских, и татар, и других народов Российской Федерации – очень важно, что бы восторжествовала историческая правда, которая заключается в том, что государство Российское создавалось главным образом двумя этносами – русскими и татарами. Все группы татар, все тюркские народы Российской Федерации, особенно не имеющие свои национально-государственные образования смотрят с надеждой на Казань, считая ее своего рода родной духовной столицей. В целом на современном этапе развития исторической науки складываются благоприятные условия для объективного показа татарской истории во всем ее объеме и довольно запутанных порою перепетиях и сложностях. К числу таких новейших трудов несомненно надо отнести коллективную монографию «Татары», вышедшую под совместным грифом РАН и Академии наук Татарстан. С чувством глубокого удовлетворения мы прочитали в только что вышедшем под грифом Академии наук Татарстан очень своевременной книге «Единство татарской нации» в статье Б.Ф.Султанбекова весьма характерное признание: «…По крайнем мере, высказываний о том, что Казанское ханство было гнездом разбойников, да и сам город построен русскими и на одного татарина там приходилось пять рабов-русских, вроде бы в учебной литературе нет. Так, в учебнике, написанном академиком А.Н.Сахаровым, говорится уже о героической защите Казани в 1552 году и трансформации России после ее падения «захватническое государство». Очевидно, свою роль в повороте к более объективному освещению и без того непростой проблемы, сыграла и уникальная книга В.В.Похлебкина «Татары и Русь…1238-1598 гг.», впервые дающая объективную картину этого сложнейшего процесса»…
| |
|