Ильдус Загидуллин, кандидат исторических наук

«Татарский вопрос» в казанской периодической печати 1885 года. Эхо веков (Гасырлар авазы). – 2002. –  № 2. – С.121-230.

Результаты культурного развития татар во второй половине XIX века отчетливо проявились в начале следующего века. Одним из знаковых «толчков», способствовавших активизации общественной жизни мусульманской уммы и ускоренному развитию национальной культуры, следует признать разрешение татарам иметь свою периодическую печать.

Необходимо отметить, что в 1883-1905 годах, до появления татарской периодики в Волго-Уралье, газета «Тарджеман» играла важную роль в пропаганде прогрессивных идей, направленных на обновление жизни мусульманской уммы в империи. В «Тарджемане»  поднимались концептуальные проблемы развития тюрко-татарской общности, перспективы трансформации мусульман России путем  сохранения  своих культурных традиций. Однако следует признать, что газета объективно не могла полностью охватить локальные проблемы и полноценно отвечать насущным требованиям мусульман, дисперсно расселенных в Евразии.

Во-первых, газета издавалась в Крыму (г. Бахчисарай), и при всем старании ее редакции, не имелось  постоянной и оперативной  связи со всеми регионами компактного расселения татар. Кроме национальных проблем были еще не менее важные аспекты жизнедеятельности людей, связанные с бытом, семьей,  рыночными отношениями и другие, которые не находили отражение на страницах данной газеты. Во-вторых, газета Исмаила Гаспринского изначально стала рупором одного, тогда еще зарождавшегося общественно-культурного течения и поэтому привлекала только определенную, небольшую часть мусульман, лишь частично отвечая социальным потребностям всех культурных слоев татарского общества. Таким образом,  в отличие от джадидистов, до 1905 года традиционалисты были лишены возможности воздействия на общественное сознание народных масс через такой оперативный и массовый источник информации, как газета.

Отсутствие национальной печати вынуждало татар внимательно следить за русскими газетами и журналами. Особенно в городской местности наблюдался неподдельный интерес к местным периодическим изданиям. Известно, например,  что в начале 1890-х годов в Казани на лавках Сенного базара существовали специальные «читальщики газет», которые переводили  статьи на родной язык и знакомили с новостями своих единоверцев¹. Для городских татар местная периодическая печать являлась ценным источником, помогавшим ориентироваться как  в событиях, происходивших в мире, стране, регионе, так и на российском рынке (информация о торгах, аукционах, ценах на продукты и промышленные товары и др.).

В условиях либерального курса царского самодержавия именно газеты частных издателей становились трибуной обмена мнениями по злободневным проблемам городской и сельской жизни, в них порой завязывался диалог татар между собой, а также представителей различных этно-конфессиональных сообществ. Материалы казанской периодики свидетельствуют о том, что в ней иногда обсуждались различные аспекты «татарского вопроса». Очевидно, своими публикациями авторы стремились воздействовать на татарскую общину. На страницах русских газет могла выступать наиболее «продвинутая», трансформировавшаяся в российском обществе часть татар. Читательская аудитория их единоверцев была, несомненно, значительней.

Редакторы газет, зная об огромном интересе татар к публикациям, так или иначе касающимся «мусульманского вопроса», не могли обойти вниманием их насущные проблемы. Этому способствовала и демографическая ситуация. Известно, что в конце XIX века в Казани татары составляли  22 % горожан (более 28 тыс. человек), в губернии проживало 675 тыс. татар (31% населения)², здесь расселялась значительная часть национальной элиты, функционировали несколько крупных медресе - центры исламского образования России.

Представленные вниманию читателей материалы³ из газеты «Волжский вестник» за 1885 год  являются уникальным источником  для анализа общественно-культурной ситуации среди татар. Эти статьи следует признать фрагментарным отражением противостояния мусульманской уммы Волго-Уралья российскому обществу, «передовая линия» которой явственно обозначилась началу 1880-х годов и заключалась в отношении к школьной политике правительства, стремившегося насаждать среди татар-мусульман русское образование.

Как известно, в Российской империи в основе начального образования этно-конфессиональных групп лежали обучение грамоте и религиозно-нравственное воспитание детей. Если говорить конкретно о  русской начальной школе, то российские законы запрещали «иноверцам» обучать детей православных. Нехристиане не имели право быть членами попечительских советов русских начальных школ. Эти меры правительства были направлены на изолирование подрастающего поколения титульной нации от «чуждого» влияния.

Согласно «Правилам» по «просвещению инородцев» 1870 года, учителями  русского языка и основ математики  в русско-татарских школах и русских классах при медресе могли быть мусульмане или русские (православные), знающие татарский язык. С 1870 года новые национальные школы должны были открываться только при наличии русского класса, содержание которого возлагалось на родителей шакирдов. К сожалению, чиновники Министерства народного просвещения очень быстро истратили ресурс доверия мусульман, превратив открытие новых учебных заведений в принудительную обязанность для населения, чем усилили противостояние и недоверие татар к нововведению властей. В этих условиях, естественно, отношение всех слоев мусульман к школьной политике царизма было неоднозначным. Когда царское самодержавие в 1874 году постановило передать мектебы и медресе, содержащиеся за счет мусульман, в ведение Министерства народного просвещения, подозрения татар еще более усилились.

«Высочайшим» указом 5 февраля 1882 года предписывалось осуществлять правительственный надзор над мусульманскими учебными заведениями.

Следует отметить, что русско-татарские школы были рассчитаны на детей непривилегированных слоев населения. Сыновья татарской элиты - предпринимателей и промышленников  - обучались государственному языку в домашних условиях, ибо знание русской грамоты являлось непременным условием их профессиональной карьеры. Именно эта группа татарской молодежи имела средства и возможность для продолжения обучения в русских средних и высших учебных заведениях. Однако родители, желающие своим детям всяческих благ, воздерживались от подобного шага.

Причины пассивности мусульманской элиты в этой области были четко определены известным реформатором национального образования, общественным деятелем Исмаилом Гаспринским, которого трудно обвинять в предвзятости оценок. Прежде всего, просветитель выделял особенности культурного развития тюрко-татар, признавая, что «школа без преподавания религии немыслима в наших понятиях и традициях»⁴. Главной причиной, отталкивающей мусульман от русских школ, он указывал «боязнь» своих единоверцев «остаться без надлежащего религиозного воспитания, которое немыслимо без обучения татарской грамоте»⁵.

Одним из серьезных преград к обучению мусульманских юношей в  русских средних учебных заведениях И. Гаспринский признавал игнорирование учебным начальством права татар обучаться родному языку и основам религии. «Всякий мусульманин не прочь учиться, - подчеркивал редактор «Тарджемана», -  но прежде всего он желает, таков вековой обычай,  и обязан - такой религиозный догмат, учиться своему закону и грамоте»⁶. Создание такой возможности сделало бы русские средние учебные заведения привлекательными для мусульман и «дало толчок всему делу просвещения между ними»⁷. Им констатировалось отсутствие какого-либо влияния на национальное просвещение и науку со стороны татар, получивших русское среднее и высшее светское образование, из-за незнания ими родной грамоты и основ ислама⁸.

В этих условиях единственной альтернативой для мусульманской уммы Исмаил Гаспринский считал создание национальных профессиональных учебных заведений европейского типа.

Полемику на страницах «Волжского вестника»  следует оценивать на фоне изложенных нами обстоятельств. Авторов публикаций так или иначе волновал вопрос: как татарам-мусульманам, используя предоставленные правительством возможности без потери национальной и религиозной идентичности, приспособиться к российской действительности нового времени и стать конкурентоспособной нацией в мире.

Для удобства анализа материала, исходя из последовательности появления газетных публикаций, мы условно обозначили их как, Первое (Волжский вестник. –1885. - № 23. - 27 января (8 февраля), Второе (Волжский вестник. –1885. - № 25. – 30 января (11 февраля) и Третье (Волжский вестник. –1885. - № 89. - 17 февраля (1 марта) письма.

Лейтмотив Первого письма – это призыв к татарской элите обучать своих детей в русских средних и высших учебных заведениях,  ибо без получения хорошего образования невозможен прогресс татарской нации. Выяснение личности автора Первого письма требует комплексного изучения казанской периодики. Возможно, псевдоним «Мусульманин» использовали несколько человек. Точно известно, что одним из них был Шахбазгирей Ахмеров⁹. Анализ газетного материала позволяет нам составить следующее представление об авторе статьи: это казанский татарин, близко воспринимающий русскую культуру, возможно окончивший государственное среднее или высшее учебное заведение, и неравнодушный  к дальнейшей судьбе своего народа.

Второе письмо является ответом на публикацию «Мусульманина». Под анонимным автором скрывается казанский предприниматель, имеющий определенные позиции на российском рынке, влиятельная личность в татарском городском обществе и не последний человек среди татарских промышленников и предпринимателей, возможно, член Городской думы.

 «Нестандартное мышление» по тем временам автора Первого письма вынудило вступающего в полемику его оппонента задаться вопросом: является ли он «мусульманином». Очевидно, это обстоятельство сыграло решающую роль при выборе автором Второго письма псевдонима «Истинный мусульманин».

Прекрасно знающий «изнутри» татарское городское общество, «Истинный мусульманин» пункт за пунктом опровергает обвинения «Мусульманина» в адрес национальной элиты. Незаслуженным считает он обвинение татарских гласных Городской думы и других общественных организаций в пассивности. Скромное поведение гласных из мусульман он комментирует татарской пословицей «Слово - серебро, а молчание - золото». На наш взгляд, не последнюю роль в такой позиции татарских депутатов сыграла их малочисленность в составе общественных организаций.

Показательно, что на проблему получения среднего и высшего образования в империи «Истинный мусульманин» смотрит через призму сословно-социального разделения российского общества с учетом материальных возможностей родителей. Защищая татарских торговцев и промышленников, он указывает на «ничтожный процент» среди студентов Казанского университета детей русских купцов. Большинство студентов в местном университете из дворян или детей чиновников, стремящихся попасть в класс чиновников, какового нет у мусульман,  отмечает он.

Заслуживает внимания его  наблюдение, что в случае, если сопоставить численность шакирдов  медресе – учащихся  национальных высших учебных заведений, и студентов, то первых «вряд ли будет меньше числа русских», получающих высшее образование на родном языке.

В письме довольно корректно и емко, в рамках цензурных требований, указаны причины игнорирования мусульманами русских  учебных заведений. «Каждая нация весьма естественно желает, чтобы свои работали в пользу своих. При современных отношениях национальностей друг к другу вообще и национальностей русского государства в частности, подобное желание – весьма понятно. Мусульманин, проучившийся в средних и высших учебных заведениях, обыкновенно не возвращается в свою среду и не приносит своим никакой пользы. Индифферентно относиться к подобному явлению мусульмане не в состоянии. О других причинах мы не находим возможности пока высказаться...». На этом мысль прерывается весьма многозначительным многоточием.

Ответ на выступление «Истинного мусульманина» появился спустя две недели в довольно эмоциональной объемной статье (Третье письмо), подписанной «Потомком мусульманина». По нашему мнению, с этой публикацией в полемику вступил представитель русской интеллигенции, хорошо знающий историю ислама и мусульманской культуры, историю Волжской Булгарии (отнесение им остатков города Булгар золотоордынского периода к монументальной культуре булгар в данном случае, на наш взгляд, является  проявлением доминировавшей в тот период  концепции однозначной преемственности материальной и духовной культуры булгар и современных татар). Наше предположение подтверждается его обращением к «Истинному мусульманину».   «…Если вы и вступите с нами в спор, то будете вести его более искренним образом…», - заявляет он. В Третьем письме четко прослеживается дистанцирование автора от мусульманской уммы. В частности, он в разных вариантах употребляет термин «ваши»: «ваши единоверцы», «ваши высшие школы», «ваш покойный муфтий»,  «у вас ...подготовляются муллы», тогда как государственные учебные заведения именует «нашими университетами».  Примечательно, что «Потомок мусульманина» знаком с изданиями Общества археологии, истории и этнографии, имеет контакты с мусульманскими духовными лицами, исследует  старинные  татарские рукописи, что, видимо, связано с  его профессиональной деятельностью. Кроме того, он не понаслышке  знаком с состоянием городских общественных организаций, что позволяет говорить как о человеке с довольно активной жизненной позицией. Можно также резонно предположить, псевдоним «Потомок мусульманина» имеет и прямое отношение к личности автора публикации, связанный с его татарскими династическими корнями…

«Потомок мусульманина» основательно критикует религиозное содержание образовательного процесса в медресе, признавая при этом, что они достойно служат подготовке приходских духовных лиц. Далее раскрывается  принципиальный и очень важный аргумент в его концепции по отношению к государственной школе. Он предлагает обучаться в гимназиях,  институтах, университетах потому, что у мусульман отсутствуют национальные высшие учебные заведения, «подготовляющие научно к практической жизни с ее многочисленными разветвлениями».

Обращая внимание на однобокость суждения «Истинного мусульманина» о подготовке в вузах  только чиновников, он подчеркивает, что в врачах, адвокатах, химиках, технологах, архитекторах одинаково нуждаются и русские, и мусульмане. Из его рассуждений становится ясно, что профессиональная подготовка и качественное  обучение подрастающего поколения является залогом расцвета татарской нации, иначе мусульманам останется только два пути: вести свое «дело» кое-как, не быть конкурентоспособными в капиталистическом обществе или обращаться за помощью к русским или иностранцам. «На такой пассивности далеко не уедешь, без научного образования вы никогда не выбьетесь из экономического застоя и вас будут побивать на промышленном рынке так же, как и русских производителей, которые, подобно вам, пренебрежительно относятся к знанию», с горечью пишет он, резюмируя состояние дел у татарских промышленников. 

Полемизируя со своим оппонентом на конкретных фактах, раскрывающих неприглядные стороны жизнедеятельности городской махалли, «Потомок мусульманина» говорит о необходимости усиления благотворительной  деятельности национальной буржуазии.

Солидаризуясь с автором публикации в газете «Оренбургский листок» - ратующего за выдвижение на должность умершего муфтия С. Тевкелева кандидата из лиц, получившего  светское образование, преданного России, любящего свой народ, и «желающего ему блага, путем распространения русского образования и общечеловеческой цивилизации», - «Потомок мусульманина» приводит следующие цитату из этой статьи: «Татары требуют возрождения своей народной жизни, они пребывают в косности и застое, в душевном мраке, в полном невежестве, и не мулле возродить их!». Пророческими звучат его слова о том, что будущее за джадидистами: «Не в вас, а в них источник возрождения мусульманского племени к светлой разумной жизни и благотворной общественной деятельности. Они сметут вас с дороги как мусор, преграждающий [путь] к прогрессу».

Спустя 117 лет после появления этих материалов в казанской прессе, с учетом пройденного исторического отрезка времени и обозревая сегодняшнее состояние татарской нации, каждый читатель имеет возможность оценить аргументы авторов и  определить для себя: кто же из них был на самом деле прав в выборе пути развития татар в последней четверти XIХ века. 

Примечания:

1. А.Р.Самотугина. Общественно-культурная жизнь татар на страницах газет «Казанские вести» (1890-1893) // Сборник материалов итоговых конференций молодых ученых и аспирантов за 1999-2000 гг. – Казань,2001.–С.226.

2. Первая всеобщая перепись населения Российской империи. - XIV.-Казанская губерния. -СПб.,1903.–С.260-261.

3. Эти материалы нам любезно были представлены доцентом кандидатом юридических наук Ириной Ардалионовной Емельяновой.

4. Тарджеман-Переводчик.-1894.-№ 7.-20 февраля.

5. Там же.-1886.-№ 31.-16 мая.

6. Там же.

7. Там же.

8. Там же.

9. Шахбазгирей Ахмеров (1853-1900) - инспектор Казанской татарской учительской школы (1878-1884), который, после отставки В. В. Радлова в декабре 1884 года,  был по совмещению назначен 19 января 1885 года инспектором  татарских школ Казанского учебного округа и оставался на этой должности до упразднения инспекции 17 ноября 1889 года. В дальнейшем он исполнял обязанности инспектора народных училищ Казанской губернии.

Письмо первое

Несколько слов о казанских мусульманах

[…] Казанские татары занимаются преимущественно торговлей, и в этом отношении они могут считать себя вполне равными преобладающему большинству населения Казани, т. е. русским. Вся обширная Сенная площадь наполнена магазинами и лавками, в которых исключительно торгуют татары;  кроме этой площади они занимают большую часть Большой Проломной улицы и другие нижние части города; одним словом – торговля вполне процветает среди казанских татар.

Несмотря на такое благоприятное состояние торговли и промышленности, казанские татары, к сожалению, далеко отстали от своих сограждан русских в отношении образования. Так как Казань занимает в семье русских городов если не третье, то, по крайней мере, четвертое место по числу учебных заведений, то смело можно бы было предположить, что на 18 000 местного мусульманского населения должно выпадать, по крайней мере, 18 студентов, т. е. один на тысячу. Но на деле приходится разочароваться, так как в местном университете на долю такой многочисленной массы мусульман приходится только двое студентов из казанских татар. Кроме того, во всех трех гимназиях едва ли наберется до десятка воспитанников из казанских татар. Положительно приходится скорбеть и удивляться, видя такое ничтожное количество воспитанников-мусульман в средних учебных заведениях, не говоря уж о высших. Казанские татары везде, где только не встретятся, толкуют об образовании и весьма хорошо понимают пользу его, но сами, со своей стороны, не содействуют развитию образования в своей среде. Государство заботится о них так же, как о русских и других народах; для бедных оказывает помощь, открывает училища, подготовляет учителей, одним словом – учись, кто только желает и сколько хочет; но казанские татары упорно стоят на том, что для их детей необходимо узко-мусульманское образование, сводящееся только к изучению своей религии и Шаригата. Вследствие этого и происходит то, что в русских школа встречается очень мало выпускников из мусульман. Бесспорно то, что изучение своей религии, безусловно обязательное для хорошего мусульманина, нисколько не препятствует изучению русской грамоты и общеобразовательных наук. Мусульманин обязан учить свою религию и Шаригат; такому изучению никто не мешает и всякий знает необходимость для каждого человека знать свою религию и ее догматы. Но религиозное мусульманское образование отнюдь не исключает возможности и общечеловеческого образования.

Вследствие небрежного отношения мусульман к русской грамоте выходит то, что на 18000 казанских мусульман приходится всего несколько человек, которые могут серьезно содействовать ходу общественных дел, тогда как вся остальная масса остается без участия в них. Вследствие этого казанским мусульманам и не следует особенно обижаться, когда говорят, что они безучастно относятся к общественным делам. Понятно, что им волею-неволею приходится преимущественно молчать в заседаниях или подчиняться здесь влиянию различных лиц, так как большинство их плохо понимают суть предлагаемых для обсуждения дел или, хотя и понимают эту суть, да не могут правильно выразить своего мнения вследствие плохого знания русского языка. Почему им часто приходится сидеть да помалкивать, когда дело идет об общественных интересах. Нельзя не пожелать, чтобы потребность в общем, не только среднем, но и высшем образовании – как можно скорее и глубже пустила свои корни в среду мусульманского населения.

Мусульманин

Волжский Вестник.-1885.-27 января (8 февраля.)-№23.

Письмо второе

Милостивый государь, господин Редактор!

Надеюсь, что вы беспристрастия ради дадите место настоящему письму, хотя бы вы с некоторыми моими взглядами и не согласились.

В № 23 Вашей уважаемой газеты появилась заметка за подписью «Мусульманин», которая не может остаться без возражения со стороны истинного мусульманина, почитающего шариат. Прежде всего мы позволяем себе сомневаться, что автор вышеупомянутой заметки действительно мусульманин, так как в ней мы находим суждения, которые прямо противоречат шариату. Шариат, не отвергая пользы знания, содержит в себе прямое указание на то, что правоверный мусульманин не может изучать некоторых наук, входящих в круг высшего образования, в несочувствии к которому автор обвиняет казанское мусульманское население.

Далее автор строит свои выводы о несочувствии казанских мусульман образованию на числе мусульман в местном университете; но вряд ли это может служить достаточным доказательством. Сам автор говорит, что казанские татары главным образом занимаются торговлей (и промышленностью – заметим мы от себя), а торговцу высшее образование не необходимо. Автор заметки, очевидно, не знает того факта, что казанские торговцы-мусульмане почти поголовно знают не только свою татарскую грамоту, но и умеют хорошо считать и читать и писать по-русски. А многие ли русские торговцы обладают хоть этими познаниями? Если сравнить процентное отношение учащихся мусульман и учащихся русских к тем классам, к которым обе стороны принадлежат, то не окажется ли, что русские купцы и торговцы также ничтожный процент своих детей доводят до университета, и что среди университетской молодежи до последнего времен и даже теперь большинство – дети дворян, а главное — чиновников, стремящихся провести и своих детей в класс чиновников,  какового у мусульман нет. Мусульмане получают свое высшее образование и в своих высших учебных заведениях – (образование арабское, требующее немало труда). Число мусульман, образованных по-арабски, сравнительно вряд ли будет меньше числа русских, образованных по-русски. Мы вовсе не отрицаем того, что число мусульман в русских средних и высших учебных заведениях невелико, но это обуславливается основательными причинами. Каждая национальность весьма естественно желает, чтобы свои работали в пользу своих. При современных отношениях национальностей друг к другу вообще, и национальностей русского государства в частности, подобное желание – весьма естественно и понятно.

Мусульманин, проучившийся в средних и высших учебных заведениях, обыкновенно не возвращается в свою среду и не приносит своим никакой пользы. Индифферентно относиться к подобному явлению мусульмане не в состоянии. О других причинах мы не находим возможности пока высказаться…

В заключение автор заметки касается вопроса о том, что мусульмане будто бы безучастны к делам общественным. ЭТО  неправда, о чем не раз уже говорилось в газетах. Насколько возможно, мусульмане участвуют в общественных делах и всюду готовы участвовать. Лучшее тому доказательство (?) – последнее собрание Казанского общества земледельческих колоний и ремесленных приютов. Едва общество обратилось к нам, мы вступили в его члены, подали наши посильные голоса об улучшениях в приюте, и собрание не только отнеслось сочувственно к нашим заявлениям, но избрало троих из нас в состав совета.

Деятельное участие мусульман в делах Комитета о бедных в Казани и других делах общественной благотворительности – общеизвестны, да и в думе мы говорим, когда нужно, а если говорим не часто и не многоглаголиво, - то совсем не потому, что не знаем русского языка, или не понимаем общественных нужд, а потому что по нашему мнению «слово —серебро, а молчание — золото»… Да, по совести говоря, многие ли русские думцы, говорящие много и часто, говорят хорошо, правильно, разумно и общепринято?!

Мы могли бы сказать еще многое, да опять таки:«слово — серебро, а молчание — золото»… Впрочем… еще немного серебра…? Г. Редактор! Само это письмо и ряд других заметок, появившихся в газетах, почти каждый раз, как только что-либо касалось не только нас, но и общественных дел, в которых нам позволено принять участие, разве это не доказывает, что мусульмане – далеко не индифферентны к общественным интересам?

30 января 1885.

Истинный мусульманин

Восточный Вестник.-1885.-30 января (11 февраля).-№25.

Письмо третье

«Истинному мусульманину»

В своем ответе на заметку «Мусульманина» в 23-м № Вож[ского] Вестн[ика], вы сделали попытку объяснить причины уклонения местных татар от русских высших учебных заведений и вместе с тем – доказать небезучастность мусульман к общественному делу. К сожалению, эта попытка не может удовлетворить интересующихся поднятым вопросом. Ваш ответ возбуждает целый ряд вопросов и недоразумений, разъяснение которых может принести существенную пользу, указав тот путь, по которому могут следовать рука об руку племена татарское и русское. В интересах определения этого пути мы и позволяем  себе сказать несколько слов по поводу ваших положений, надеясь, что если вы и вступите с нами в спор, то будете вести его более искренним образом, памятуя, как «истинный мусульманин» слова Алкорана: «Призывай людей на путь Божий мудростью и кроткими увещаниями; если ты входишь с ними в спор, веди его честнейшим образом».

В своем письме вы прежде всего утверждаете, что: «Шариат, не отвергая пользы знания, содержит в себе прямое указание на то, что правоверный мусульманин не может изучать  некоторых наук, входящих в круг высшего образования».

Из этих слов мы с удовольствием видим, что вы в общем не отрицаете высшего образования, т. е. являетесь как бы сторонником его. В виду этого, было бы крайне желательно, чтобы вы приняли на себя труд точно и определенно выяснить, какие именно науки воспрещаются Шариатом, как противные буквальному тексту и духу Алкорана. Этот вопрос представляется для нас крайне неясным, тем более, что вы делаете ссылку на высшее арабское образование, которое, по вашим словам, получают некоторые из местных  мусульман.

Мы, конечно, знаем, что вскоре после Пророка, т. е. в самом начале ислама, для предохранения нового учения от посторонних влияний, мусульманам запрещалось все, кроме Алкорана и Шариата, запрещалось даже чтение Пятикнижия и Евангелия, несмотря на то, что Мугаммед прямо и определенно сказал: «Мы веруем в книги, которые даны Моисею и Иисусу, в книги, врученные Пророкам от Господа». Но вместе с тем нам небезизвестно, что в таком ненормальном положении были дела только до того времени, когда еще живы были ученики учеников Пророка. Уже 7-й халиф Аббасидской династии Аль-Мамун стал деятельно добывать из Византии труды Платона, Аристотеля, Гиппократа, Галена, Эвклида, Птоломея и других греческих ученых, поручая переводить их на арабский язык. Изучение греческих авторов повело арабских ученых к самостоятельным исследованиям и открытиям. Начался расцвет арабской культуры, и мусульмане высоко подняли знамя науки. Кроме богословской и юридической наук у них стала слагаться обширная литература и по другим отраслям знания – по философии, медицине, естествоведению, математике, астрономии, истории и географии, литература, давшая сильный толчек развитию науки на всем западе Европы и послужившая связующим звеном между мирами грекороманским и ново-европейским. Арабские академии давали серьезную подготовку для научной и практической деятельности, выдвигая таких замечательных людей, как знаменитый багдадский врач Мугаммед-Абубекр-бен-Захария (Разес), трактат которого об оспе и кори много раз переводился на европейские языки; как известный математик Яхъя-бен-Аби Мансур, которому мы обязаны измерением градуса меридиана; как историк Абу-ль-Хасан-Али Масуди, прославившийся своей многосторонней эрудицией; как географ-путешественник Ибн Батута, который приобрел громкую известность своими странствованиями и проч[ие].

Весь этот пышный расцвет науки нисколько не мешал мусульманам времен халифов быть верными последователями Пророка. Вы и вам подобные «истинные мусульмане» настоящей эпохи также не отрицаете наук, за исключением, быть может, только анатомии и хирургии, которые и у арабов по причинам, по-видимому, религиозным не получили надлежащего развития. Но несмотря на это, что же находим мы у Вас? В ваших теперешних высших школах, сколько нам известно, изучается только одна богословско-юридическая литература, т. е. богословие по Алкорану, толкование его, предания от Пророка, Сунна, юриспруденция (ильм-эль-фикх) и чтение Алкорана нараспев на 7 различных напевов (ильк-эль-караат). Понятно, что подобное высшее образование является крайне односторонним. Такие высшие школы служат только для подготовки мулл. Других же высших школ, подготовляющих научно к практической жизни с ее многочисленными разветвлениями,  у вас нет.

На основании всего сказанного можно было бы придти к тому заключению, что во всем строе вашей жизни лежит глубокое противоречие: в теории вы признаете науку, а на практике ни малейшим образом не заботитесь о проведении в жизнь тех отраслей знания, которые не противны духу Алкорана и Шариата.

Но из дальнейших строк вашего письма, к крайнему  нашему прискорбию, видно, что дело-то тут собственно не в противоречии. Вы просто неискренни, и красивую фразу о пользе знания вклеили только для того, чтобы отвести глаза. Что  это так – очевидно. Вы прямо начинаете отрицать необходимость для мусульман наших высших учебных заведений. Университетская молодежь – говорите вы – «дети дворян, а главное — чиновников, стремящихся провести и своих детей в класс чиновников, какового у мусульман нет. Казанские татары главным образом занимаются торговлей и промышленностью, а торговцу высшее образование не необходимо».

Нам думается, что если бы вы сами подвергли некоторой критике эти положения, то не решились бы высказать их печатно. Разве наши университеты и другие высшие учебные заведения дают «чиновников»? Разве врачи, адвокаты, химики, технологи, архитекторы и т. д. – чиновники? Они прежде всего специалисты по различным отраслям знания, в которых в равной мере нуждаются как русские, так и мусульмане. Разве вы обходитесь и можете обойтись без их помощи? Нет, вы обращаетесь к ним, они лечат вас, защищают в суде и т. д. Без них вы сразу встали бы в положение беспомощной народности, которая недалеко ушла от какой-нибудь полудикой кочевой орды. Вы говорите, что татарину высшее образование не необходимо, потому что он занимается преимущественно торговлей. Но ведь вы сами же указываете, что татары занимаются и промышленностью, т. е. фабрично-заводским производством, земледелием и т. д. Для ведения же промышленного дела необходимы самые разнообразные отрасли знания – химия, механика, агрономия и пр. Не получая высшего образования, ваши крупные землевладельцы и заводчики принуждены или вести дело кое-как, или обращаться за помощью к русским и иностранцам, так как в среде мусульман нет образованных специалистов. В последнее время ваши крупные землевладельцы стали заводить сельскохозяйственные орудия, по крайней мере веялки и молотилки (с плугами они еще не в состоянии справиться)  - одним словом, так или иначе, но вам приходится ведаться с результатами науки, в создании и развитии которой вы не принимаете ни малейшего участия. На такой пассивности далеко не уедешь, без научного образования вы никогда не выбьетесь из экономического застоя и вас будут побивать на промышленном рынке так же, как и тех русских производителей, которые, подобно вам, пренебрежительно относятся к знанию.

Таким образом, выдвинутое вами положение, что «высшее образование татарам не необходимо», не имеет ни малейших оснований. Без сомнения, вы сами сознаете, что говорите нелепость. И к чему она вам понадобилась, когда не более как через несколько строк вы вполне выдаете себя, проговариваясь о действительной причине вашего отчуждения от русской школы! «Каждая национальность, — пишете вы, — весьма естественно желает, чтобы свои работали в пользу своих», что «мусульманин, проучившийся в средних и высших учебных заведениях, обыкновенно не возвращается в свою среду и не приносит своим никакой пользы». Но какую естественность вы находите в стремлении к такому обособлению?

Разве мы не желали (так в тексте, следует: жители – З.И.) одного и того же государства, которое до известной степени обобщает наши интересы. Такое разграничение племен, помимо всего прочего, является прямо противным и Алкорану, которого стыдно бы не знать «истинному мусульманину». Мугаммед не делал таких перегородок между национальностями. «Те, которые веруют, – говорил он, – и жиды, и сабеи, и христиане, одним словом, кто верует в Бога и в последний день, кто будет творить добро, те будут освобождены от всякого страха»... Что же касается отчужденности молодых людей, посещающих высшие школы, то против этого опасения едва ли нужно и возражать: татар, учащихся в наших школах, так мало, что вы по меньшей мере не вправе и поднимать подобный вопрос. Кроме того, мы считаем даже просто обидным для вашей молодежи предположение, что, пробыв несколько лет в русской школе, она утратит всякую связь со своим племенем и встанет к нему в такое враждебное отношение, что не будет приносить своим никакой пользы.

Но допустим, что ваши невероятные опасения справедливы: русская школа действует отчуждающим образом. Но в таком случае, что же мешает вам стремиться к разностороннему образованию помимо русской школы, что мешает вам расширить программы ваших высших школ и придать им тот разносторонний характер, который вызывается неотложными требованиями жизни? Что вам мешает – понятно. Вам мешает, конечно, не шариат, который, как вы сами говорите, не отрицает знания, вам мешает та самодовольная умственная неразвитость и неподвижность, в которой вы прозябаете.

К неблагоприятным последствиям приводит вас это печальное качество. Вы не поднимаетесь, вы понижаетесь. Вы идете не в гору, а под гору. Говоря это, мы, понятно, не думаем сравнивать вас с мусульманами эпохи халифов. Нет, вы понизились сравнительно с прямыми вашими предками – булгарами, занимавшими некогда Камско-Волжскую территорию.

Булгары интересовались историей своего края. Ясным доказательством этого служит «Изложение булгарских повествований» (Таварих-Булгариэ) – исторический труд Шерефер-Эддина-бек-Хюсам Эддина, жившего в половине XVI века в окрестностях Булгара, в ауле Таш-Буляки. Все-же (так в тексте, следует: Вы же – З.И.)  так мало интересуетесь стариной, что не дорожите даже своими историческими памятниками, с которыми связаны воспоминания о распространении между вами ислама и деятельности высших святых. В начале 40-х годов еще нашелся между вами один человек, который на свой счет исправил в Болгарах разрушавшуюся башню (Малый Монирет - так в тексте, следует: Минарет – З.И.), а ныне - ремонт болгарских развалин произведен Казанским археологическим обществом без всякого с вашей стороны участия. Случай столкнул нас с некоторыми представителями вашей молодежи.  Нам нужно было переписать одну старинную татарскую рукопись, и мы обратились для этого в Апанаевскую высшую школу, где у вас подготовляются муллы. Завязалось знакомство. Тяжелое впечатление мы вынесли из него. Мы встретили поражающее невежество, полное равнодушие и даже враждебное отношение к науке и крайне материальное направление, оценивающее все на деньги. На наши слова о необходимости сохранения и собрания памятников булгарской старины – давался только один ответ: «А что за это будут платить?».

Булгары славились, как отличные архитекторы-строители; следы их зодчества в Болгарах указывает на замечательное искусство; булгарские мастера наезжали и в Россию и строили там здания, как, например, церковь в Юрьеве, которая, по словам Татищева, была «самой красивейшей». А вы нуждаетесь в помощи русских архитекторов, мастеров и рабочих.

Булгары были хорошими земледельцами. Наши летописи сообщают, что уже в 1024 г. они своим хлебом спасли Суздальскую область от голода. А вы – их прямые потомки – дошли до того, что ваши земледельцы страдают сами от голода и обременены продовольственными долгами более всех других народностей, населяющих Казанскую губернию.

Затем нам осталось сказать еще несколько слов о последней части вашего письма, в которой вы защищаете местных татар от обвинения в безучастии к общественным делам. «Это неправда, - говорите вы решительно, насколько возможно, — мусульмане участвуют в общественных делах и всюду готовы участвовать. Лучшее тому доказательство – последнее собрание казанского общества земледельческих колоний и ремесленных приютов. Едва общество обратилось к нам, мы вступили в его  члены, подали наши посильные голоса об улучшениях в приюте». Но может ли это служить доводом в вашу пользу? Коснемся подробностей. Местным мусульманам не могло быть неизвестно, что в исправительном приюте всегда содержалось несколько мальчиков–татар, и что скудные средства заведения не позволили ему пригласить муллу для религиозного обучения их. Однако прошло целых 10 лет прежде чем мусульмане решились, наконец, оказать свое содействие приюту. И притом это содействие проявилось пока в таких скромных размерах, что представляется по меньшей мере недостаточным выдвигать его, как лучшее доказательство сочувственного отношения мусульман к общественным делам. Председатель общества земледельческих колоний выразил надежду, что мусульмане не откажутся помочь обществу в деле религиозного обучения воспитанников-татар; в ответ на это 8 местных мусульман, присутствовавших на заседании в качестве почетных гостей, записались в члены и внесли 80 р., но вместе с тем просили назначить мулле жалованье из кассы общества. Вот и все. Согласитесь, стоило ли из-за этого говорить с таким апломбом?

«Деятельное участие мусульман в делах комитета о бедных в Казани и в других делах общественной благотворительности – общеизвестно, да и в думе мы говорим, когда нужно», — заявляете вы далее. Но нам кажется, что вместо указания на эту, далеко не всем известную «общеизвестность», было бы гораздо целесообразнее разъяснить, с какого времени, в каком размере и особенно при каких обстоятельствах проявилась ваша благотворительность. Что касается деятельности в Думе, то на нее можно было бы и совсем не ссылаться ввиду того, что заметное участие в делах думы мусульмане  стали принимать только в самое последнее время и что характер этого участия не успел еще достаточно определиться.

Еще с большей выгодой для себя вы могли бы воздержаться и от последнего замечания о том, что о проникновении мусульман общественными интересами свидетельствует будто бы и письмо, которое мы цитируем, и ряд других заметок, появлявшихся в газетах почти каждый раз, как  только что-либо касалось не только татар, но и общественных дел. Любопытно бы знать – какие это заметки и много ли их? Было действительно два-три коротеньких письма, считая в том числе и ваше, но они касались не общественных интересов, а преследовали узкие и несимпатичные цели той партии мусульман, которая по своей близорукости и недостатку развития враждебно относится к более широкой постановке образования. Нужно ли добавлять, что выражением взглядов этой партии, кроме вашего письма, служит и то заявление,  в котором какие-то неизвестные «представители мусульманского общества в Казани» сообщают о своем намерении ходатайствовать, чтобы на пост муфтия назначен был какой-то мулла, «вполне знающий магометанский Шароот (так в тексте, следует: Шариат – З.И.)» (В[олжский] В[естник], №14).

Позволяем себе надеяться, что, на основании всего сказанного нами, вам легко будет придти к убеждению, что ваши доказательства выбраны не совсем удачно и говорят скорее против вас.

Вместо того, чтобы распространяться так громко о своей «общеизвестной» благотворительности, вы лучше обратили бы побольше внимание на тех ваших ребят-малолеток, которые без крова и хлеба, оборванные и голодные, бродят по казанским улицами выпрашивают подаяние у русских. Отчего бы вам не приютить их, не научить чему-нибудь полезному, сделать людьми? Вы называете себя «истинным мусульманином», но отчего бы вам, вместо разговоров о своей «общеизвестной» благотворительности, не вдуматься в драгоценные слова Алкорана: «Благочестие не состоит только в обращении лица в сторону восхода или заката. Благочистив тот, кто верит в Бога, кто из любви к Богу дает из своего имущества своим ближним, сиротам, бедным, путешественникам и тем, которые просят».

Вместо того, чтобы с такой неосновательностью изобретать доводы в пользу невежества, вы лучше дали бы побольше воли здравому смыслу и толково вдумались в сущность вещей. Это могло бы рассеять все ваши напрасные страсти и опасения и привести к несомненному убеждению, что, если мусульмане не позаботятся о более широком умственном развитии, то положение их будет прогрессивно ухудшаться; они не только не в состоянии будут с пользой служить общественному делу, но обратятся в тормоз для всего хорошего и их будут оттирать от арены общественной деятельности.

Это ли вы желаете для своей национальности? Нет, так не может рассуждать «истинный мусульманин», каким вы себя рекомендуете; так может рассуждать только враг своего народа, желающий ему падения!

К счастью для мусульман, так рассуждают далеко не все ваши единоверцы. Не так рассуждал ваш покойный почетный муфтий, который, конечно, основательно знал шариат, но вместе с тем был человеком разносторонне образованным, с широким государственным взглядом на вещи. Он был искренним сторонником просвещения, заботился о сближении мусульман с русским народом, о распространении русской грамоты между муллами и т. д. Не  так рассуждал и тот мусульманин, который на страницах «Оренбургского листка» заявляет, что «благомыслящие мусульмане желают, чтобы муфтием было избрано лицо светское, просвещенное, преданное России, любящее свой народ и желающее ему блага, путем распространения русского просвещения и общечеловеческой цивилизации, а не из безграмотных фанатиков мулл, начетчиков, в большинстве случаев не умеющих даже подписаться по-русски. Эти господа отлично стригут своих овец, но плохо пасут их, не умея выбирать пажитей. Татары требуют возрождения своей народной жизни, они пребывают в косности и застое, в душевном мраке, в полном невежестве, и не мулле возродить их!»

Существование подобных взглядов ясно указывает на то, что в мусульманстве начинает возрождаться интеллигентный класс. Он появляется даже в среде духовенства. Мы, например, имели случай познакомиться с одним деревенским муллой (имени его не назовем из предосторожности, чтобы вы и подобные вам «истинные мусульмане» не сделали ему какого-нибудь вреда), который резко выделялся из толпы по своему развитию. Этот почтенный старик не только вполне владеет русским языком, но обладает солидными сведениями по русской истории и литературе, которыми продолжает усердно заниматься и ныне, останавливаясь особенно на тех данных, которые в большей или меньшей степени относятся к татарскому племени. Несмотря на преклонный возраст, это – светлая голова и горячее сердце. Послушали бы вы, как он относится к подобным вам «истинным мусульманам», с каким [во]одушевлением рассказывает о своих беседах с покойным муфтием, который поощрял его научные занятия и вместе с ним душевно скорбел о невежестве и неподвижности татарского населения. «Все наши опасения и недоразумения — последствия невежества», — говорил нам почтенный мулла. Несколько раз и в нашу сторону приходили из-за Камы ходоки и пробовали смущать народ своими рассказами о том, что всех татар собираются обратить в христианство. Но я сейчас же принимал меры: собирал прихожан и подробно объяснял, что это не более как глупые выдумки, что нашей вере не грозит и не может  грозить никакая опасность, что законы  обеспечивают наше положение в государстве, и ходоки убирались восвояси ни с чем.

Конечно, подобных личностей среди мусульман еще немного, но будущее все-таки за ними. Не в вас, а в них источник возрождения мусульманского племени  к светлой разумной жизни и благотворной  общественной деятельности. Они сметут вас  с дороги как мусор, преграждающий путь к прогрессу.

Не вы, забывшие Алкоран, а они – истинные мусульмане, верные ученики Мугаммеда, который стремился возвысить арабов, а не принизить их, который звал своих последователей на путь совершенствования и самодеятельности.

Припомните предание, которым мы считаем возможным закончить нашу беседу с вами. «Мугаммед, - гласит это предание, - находясь однажды в пути, остановился отдохнуть в одном доме со своими учениками. И, войдя во двор, спросил их, привязали ли они как следует своих верблюдов, чтоб они не раздрались. Ученики ответили, что они этого не сделали, так как Бог будет хранить верблюдов; на это Мугаммед им ответил: «Прежде пойдите и привяжите верблюдов ваших, а уж потом помолитесь Богу и просите его, чтоб он сохранил их от воров».

Потомок мусульманина.

Волжский Вестник.-1885.-17 февраля (1 марта).-№89.