Исхаков Д.М.

Взгляд на всероссийскую перепись из Татарстана

(В ответ на статью Соколовского С.В. «Татарская проблема» во всероссийской переписи населения)

AB IMPERIO 4/2002

Татарская проблема в ходе подготовки и даже проведения закончившейся недавно всероссийской переписи населения была во многом тем оселком, на котором проверялась «крепость» методологической конструкции, возведенной федеральными научно-статистическими учреждениями в предверии этого общегосударственного мероприятия. Написанная с точки зрения представителя федерального научного подразделения (в данном случае - Института этнологии и антропологии РАН (ИЭА РАН)) статья С.В.Соколовского интересна именно в плане выяснения соотношения науки и политики во всероссийской переписи 2002 г., впервые проводившейся в новых постсоветских условиях. Но на обсуждаемые в этой публикации вопросы можно посмотреть и с иной позиции, а именно, с уровня, как сейчас модно выражаться, «субъекта федерации». В связи с тем, что Татарстан часто выступал с критикой методологических аспектов переписи, предлагавшихся федеральной стороной[i], читателям журнала, как мне представляется, было бы полезно ознакомиться с сутью тех возражений, которые выдвигались учеными и политиками этой республики. Думаю, что в результате не только появится возможность иметь более объемное представление о содержательной стороне происходивших накануне переписи между двумя сторонами дискуссий, но и сложатся определенные представления о направлениях дальнейшего противоборства федерального и республиканского уровней на стадии трактовки полученных результатов.

Пожалуй, начать следует тоже с исторического экскурса. Прежде всего потому, что из него можно извлечь выводы и наблюдения, отличные от тех, что содержатся в отмеченной выше статье.

Татарская этния - миф или реальность?

Общий теоретический обзор методологических основ советских переписей, особенно первых десятилетий ХХ в., у С.В.Соколовского сопровождается стремлением доказать, что понятие «татары» являлось всего лишь «историческим композитом», за которым не было единой этнии («народа»). Причину формирования такой не адекватной «категории» он видит в существовании «неразличающегося взгляда извне».

Из-за того, что на похожем тезисе строятся во-многом дальнейшие построения не только этого конкретного автора, но и ряда других, его необходимо разобрать более детально. При этом, несмотря на определенную целесообразность, я хотел бы оставить за рамками рассмотрения вопрос о становлении татарской этнии - он достаточно сложен и займет много места. Относительно этого аспекта проблемы ограничусь отсылкой интересующихся к новой фундаментальной работе по татарам.[ii]

То, что «татарами» в Западной Европе и в России длительное время называли все тюркские (за исключением турок) народы, да и не только, общеизвестно.[iii] Однако, к формированию национального этнонима это имеет мало отношения. В лучшем случае для каких-то периодов можно вести речь об особенностях имперской классификации народов в России, но и только. Реальная же ситуация к началу ХХ в. характеризовалась тем, что этнонимом «татары» в стране себя обозначило (с некоторыми нюансами) население лишь четырех конкретных регионов: Урало-Поволжья, Крыма, Западной Сибири и исторической Литвы. За пределами России наметилась группа «буджакских» татар (Румыния).

Когда «кристаллизацию» татарской этнии пытаются объявить результатом деятельности национальной интеллигенции, выбравшей наименование «татары» в качестве некоего «инструмента консолидации», у меня возникает вопрос: а не имеем ли мы тут дело с сильным упрощением ситуации? Если учитывать географию явления, вопрос представляется более чем уместным. К тому же на серьезные размышления наталкивает и следующий фундаментальный факт: «татары» выкристаллизовывались только там, где, как хорошо известно по историческим источникам, со средневековья сохранялись потомки золотоордынского населения. Кроме того, выбор национального этнонима - а наименование «татары» относится именно к этой «обобщающей» категории - зависит не только от людей «длинной воли» в лице отцов - основателей национальной общности. То есть, конечно, от них зависит многое, но все дело в том, что они всегда находятся в определенном культурно-историческом контексте и при их конструктивистских усилиях по выработке (так и хочется сказать, по «дистилляции») общего этнонима им приходится исходить из определенного наследия.[iv] Оно то в нашем случае и являлось «татарским» - имею в виду то, что несмотря на всю его изменчивость во времени, это наследие обладало определенным ядровым инвариантом, я бы сказал цивилизационного характера. Недаром В.В.Бартольд, прекрасно разбиравшийся в тюрко-мусульманской истории и культуре, в начале ХХ в. высказав мнение о существовании нескольких народов с самоназванием «татары», счел возможным по отношению ко всем группам татар в СССР применять и понятие «татарская нация».[v] То, что эта категория содержательна, демонстрирует завершившаяся недавно среди крымских татар дискуссия относительно этнонима этой общности. Когда встал вопрос, быть ли им «крымскими татарами» (къырым татарлары, къырым татар халкы) или «крымчанами» (къырымлы, къырым халкы), конечное решение оказалось в пользу общенационального этнонима «крымские татары». Причем идеологи и политики крымских татар вполне осознают, что именно за этим этнонимом скрывается вся их история: как заявил один из участников дискуссии, «пока... существует такая этническая идентичность, как «татар», существует и моральное право на великое наследие предков», являющееся отнюдь «не мифическим - оно имеет достаточно четкие географические, экономические, политические и культурные параметры».[vi]

Если подойти к разбираемому вопросу конкретно, то окажется, что по переписи 1926 г. в стране обнаруживается достаточно крупная этния, представители которой обозначали себя как «татар». При исключении из ее состава крымских татар - несмотря на политизированное решение советского периода об их включении в общее число «татар» СССР, в Татарстане ученые и политики на этот счет всегда придерживались иного мнения[vii] - ее численность в 1926 г. составит 2,74 млн. чел. Общая численность тех, кто позже причислялся к татарам, но в 1926 г. выбрал иную идентичность, доходила до 352,1 тыс. чел.[viii] Таким образом получается, что свыше 88,6% из тех, кто прямо или косвенно имел отношение к татарской этнии, выбрали основную, собственно «татарскую» идентичность. Разве это не говорит о реальном существовании к тому времени татарской этнии? Да и по отношению к тем группам, которые в 1926 г. выбрали нетатарскую идентичность, я бы не спешил вынести окончательный вердикт, ибо вопрос о них не так прост, как это некоторые поверхностные исследователи пытаются представить. В это связи прежде всего следует обратить внимание на методические особенности переписи 1926 г. Как справедливо отмечает С.В.Соколовский, еще до начала указанной переписи имелись разногласия по поводу содержательной стороны вопроса о «народности /национальности». Но рассматривая эту проблему он упустил из виду один из ее существенных аспектов, по поводу которого в специальной литературе уже говорилось. Речь идет о том, что наряду с подходом, предлагавшем фиксировать «результат последовательного самоопределения национальностей», среди ученых имелись и сторонники отражения «картины этнографического или племенного состава населения».[ix] В конечном счете хотя и остановились на формулировке о выяснении «народности» (вопрос №4 «личного листка» опрашиваемых), она получила следующую трактовку: вопрос «поставлен с целью подчеркнуть необходимость получения сведений о племенном (этнографическом) составе населения».[x] Не углубляясь в дальнейшее рассмотрение этой проблемы (она имеет и некоторые другие нюансы), сразу перейду к заключению: предложенная выше трактовка вопроса №4 привела к тому, что «народность/национальность» был смешан с «этнографической» или «племенной» принадлежностью. Мой учитель, весьма проницательный и высококвалифицированный специалист в области переписей населения - С.И.Брук, по поводу последствий, которые вытекают из такого смешения, в одной из совместных публикаций с В.М.Кабузаном заметил, что это привело не только к преувеличению численности отдельных народов, наиболее активно взаимодействовавших с соседними этносами, но и, внимание, к тому, что в качестве самостоятельных народов были названы «многие этнические образования, фактически представлявшие собой этнографические группы».[xi] Наверное, вслед за С.В.Соколовским сегодня можно критиковать (хотя это еще требует дополнительной аргументации) Ю.В.Бромлея и С.И.Брука за то, что они обслуживали определенную политику, направленную на «укрупнение» народов. Но от этого сама принципиальная оценка методики переписи 1926 г. не меняется - она действительно изначально закладывала момент «этнографизации» итогов переписи.[xii] Поэтому, и в татарском случае полагать, что выделенные в 1926 г. в качестве самостоятельных этний группы целиком и полностью следует рассматривать в качестве таковых, было бы по меньшей мере опрометчиво. К тому же, методические материалы, подготовленные к этой переписи и по неясной причине обойденные С.В.Соколовским, для подобного вывода дают достаточно оснований.

Скажем, относительно тептярей, как полагали организаторы переписи 1926 г., надо исходить из того, что они «представляют неточное (выделено мной - Д.И.) обозначение народности»[xiii]. Поэтому, Башкирское ЦСУ относительно них руководствовалось дополнительной инструкцией, утвержденной ЦСУ РСФСР. В последней же было сказано: «...нужно иметь в виду, что тептяри не являются народностью, а представляют из себя группу, образовавшуюся из смешения разных народностей. Поэтому когда опрашиваемый называет себя тептярем, счетчик задает ему дополнительные вопросы, выясняя, не является ли он башкирином, татарином, мещеряком, чувашином, марийцем, мордвой, вотяком. При получении определенного ответа в листке делается двойная запись: «тептяр-башкирин», «тептяр-вотяк» и т.д. В случае полной невозможности получить ответ, что может быть при полном отрыве от той народности, из которой происходит данное лицо, в листке делается только одна отметка - «тептярь»[xiv]. В итоге в качестве тептярей в материалах этой переписи фигурирует некоторый «остаток», который не удалось «разнести по рубрикам точных наименований народности на основании добавочного определения». Обсуждая в целом эту проблему, Т.И.Семенов вначале указывает, что «под именем тептярей значится группа населения сословного происхождении (вот именно! - Д.И.), а затем замечает, что этническая принадлежность ее составных «подлежала выяснению на основании показания о языке». Далее он заключает: «... цифра в 23,3 тыс.тептярей, есть очевидно тот невыясненный остаток, который в языковом отношении (тептярский язык) отнесен в графу «прочих»[xv]. На самом деле относительно языка почтенный ученый ошибался - согласно первичным материалам по Башкирской АССР абсолютное большинство тех, кто записался тептярями, в качестве родного указали татарский язык[xvi]. Я думаю, что основную роль в возникновении «народности» тептярей в 1926 г. сыграл фактор сохранения сословного самосознания, выступавшего в данном случае как этнографо-«племенной» показатель. Об этом, на мой взгляд, говорит крайняя «размазанность» группы тептярей «по народности» территориально: 6278 чел. - в Уфимском кантоне (в 4-х волостях), 8348 чел. - в Бирском кантоне (в 8 волостях), 5703 чел. - в Тамьян-Катайском кантоне (1 волость), 1633 чел. - в Белебеевском кантоне (в 5 волостях), 428 чел. - в Старлитамакском кантоне (в 2-х волостях).[xvii]

Теперь о «народности» мишарей. Она, как известно, в 1926 г. была выделена в двух регионах - в Пензенской губ. (более 100 тыс. чел., из которых около 40 тыс. являлись на самом деле русской мещерой) и в Башкирской АССР (137,9 тыс. чел.). Если по отношению к последним можно заподозрить действие фактора сословной принадлежности (напомню, что мишари в Приуралье, как и тептяри, обладали определенными привилегиями в землепользовании, что до коллективизации для крестьянского населения было весьма важно), то применительно к пензенским мишарям этого не скажешь. Следовательно, «этнический» момент тут имеет место быть. Однако, что на себя обращает внимание, так это то, что основная часть мишарей (по моим данным уже в конце XIX в. мишарей насчитывалось более 600 тыс. чел.[xviii]) во время переписи 1926 г. свою «народность» указали как «татарскую». Кроме того, все без исключения мишари в качестве родного языка назвали татарский[xix]. В такой ситуации для того, чтобы полагать, что существовала отдельная «мишарская» народность, нужно обладать большой смелостью. Тем более, если учитывать участие западного (мишарского) диалекта наряду со средним в образовании современного татарского национального (литературного) языка.[xx]

Относительно «кряшен» (крещеных татар) можно было бы ограничиться замечанием Т.И.Семенова, писавшем в 20-х годах, что «обозначение народности «кряшен» (крещеных татар), это «неточное обозначение».[xxi] Тогда оно бы относилось и к нагайбакам, являвшимся всего лишь обособленной в силу их принадлежности к казачьему сословию, частью крещеных татар.[xxii] Но на самом деле, конечно, отделенность кряшен от татарско-мусульманской части была значительной, поэтому я еще раньше предлагал их рассматривать в качестве субконфессиональной общности в составе татарской этнии.[xxiii] Не имея возможности более подробно обсудить эту непростую проблему[xxiv], я бы хотел отметить следующее. Первое - это культурно-языковое единство кряшен с остальными татарами. Второе - это массовое отпадение крещеных татар в ислам, когда в начале ХХ в. мусульманами стала почти половина бывших кряшен. Третье - это фактическое признание руководством Татарстана в 1920-х годах существования «кряшенской проблемы», выработка и проведение им по отношению к данной этноконфессиональной группе специальной политики.[xxv] Поэтому, при всей сложности этой проблемы можно было бы признать незавершенность к первым десятилетиям ХХ в. консолидации кряшен с татарско-мусульманской частью татарской этнии. Однако правомерность применения к кряшенам определения «народность», я, вслед за Т.И.Семеновым, отрицаю. Кроме прочего и потому, что недавняя работа сотрудников ИЭА РАН в Татарстане в районах проживания кряшен показала, что наряду со сторонниками «кряшенской» идентичности среди них имеются и те, кто склонен считать себя «крещеными татарами».[xxvi] Окончательный вывод о кряшенах, я полагаю, можно будет сделать после подведения итогов прошедшей переписи.

Далее считаю нужным отметить еще один крупный недостаток предлагаемого С.В.Соколовским подхода к проблеме татарской этнии. Дело в том, что он не замечает или не хочет замечать формирования на рубеже XIX-ХХ вв. татарской национальной культуры, имевшей и «высокую» страту[xxvii]. Несмотря на то, что до 1917 г. в некоторых аспектах «высокая» культура татар не была достроена, отчасти получив импульс к дальнейшему развитию уже в рамках советского Татарстана, само ее наличие, кстати, являющееся одним из базовых индикаторов нациеобразования у татар, отрицать невозможно. Именно она обслуживала и продолжает обслуживать всю татарскую нацию - не только волго-уральских («казанских»), но и астраханских, а также сибирских татар. Тут мимоходом замечу, что причисление астраханских и сибирских татар к татарской этнии, кроме прочего, произошло благодаря именно их «интегрированности» в эту единую культурно-информационную систему.[xxviii] На самом деле национальная культура и является той основой, на которой базируется современная татарская этния (татарская нация). Попытка абстрагирования от этой фундаментальной стороны обсуждаемого вопроса есть ни что иное, как проявление определенной позиции, на самом деле, как я покажу далее, политической.

Политическое составное «татарской проблемы»

При переходе к современному аспекту «татарской проблемы» обозначу несколько принципиальных моментов несогласия с С.В.Соколовским. Прежде всего, это, конечно, ссылка на то, что «первостепенной целью» вводимых в «список национальностей» нововведений было «обеспечение права граждан на самостоятельный выбор этнической и языковой идентификации». При этом ссылка делается на Конституцию РФ (Ст. 26.1), которая гласит: «Каждый вправе определять и указывать свою национальную принадлежность». А механизм «выдвижения» группами своих притязаний на самостоятельность описывается отмеченным автором так: сообщества через своих «законных представителей» обращаются в правительство, к президенту и в другие официальные инстанции с просьбой о признании их в качестве отдельных «переписных категорий».

Мне кажется, тут содержится несколько дискуссионных моментов. Скажем, трактовка ст.26.1 Конституции только при поверхностном взгляде кажется совершенно прозрачной. На самом деле, если «самоопределение» групп начинает затрагивать коллективные права уже «узаконенных» российских народов, сразу становится ясно, что акт выбора «идентификации» не так-то прост. Поясню свою мысль. Когда С.В.Соколовский указывает, что «уход» кряшен от общего числа татар в РТ превращает последних хотя и в относительное, но меньшинство, со всеми вытекающими отсюда последствиями, акт «выделения» сразу становится политическим. Кроме того, возникает вопрос о том, любые ли группы могут «самоопределиться» в качестве этний? Вот, например, по некоторым данным, перепись 2002 г. в стране выявила «инков», «скифов», «папуасов», «марсиан», «хоббитов» и т.д.[xxix] Иные из них, как уже пишут журналисты, по своей численности обошли отдельные малочисленные народы России. Если бы за актом «самоопределения» не следовали конкретные требования, на эти «шалости» можно было бы и закрыть глаза. Но пример с «булгарами» в Татарстане показывает, что это не так - после их самопровозглашения они стали претендовать на место в помещении Ассоциации НКО и не только. Естественно, все это уже требует денег.

На деле после «самоопределения» групп в статусе этний возникают и другие последствия, про которые московские политтехнологи от переписного мероприятия или не думают, или не хотят открыто говорить. Вот, допустим, «создали» этнос сибирских татар. До сих пор культурные нужды татар Западной Сибири обслуживал Татарстан (учебники, видео, аудиоматериалы, концерты и др.). За счет собственного бюджета, кстати. И не только: иногда и за счет «родной» диаспоры, живущей там же или в других регионах. Если кто-то думает, что поставлять все это за пределы республики так просто, пусть почитает объявление, опубликованное на днях в одной из татарских газет: «Всемирный конгресс татар в лице Исполкома собирает у населения учебники и художественную литературу для татарских школ, работающих в российских регионах»[xxx]. Теперь представим ситуацию: Татарстан отказывается от «поставки» культуры, образовательных ценностей и т.д. тем, кто «обособился». У них остаются только две альтернативы - срочно создать собственную «высокую» культуру - что маловероятно, или перейти к другой такой культуре - в наших условиях, понятно, к русской. Чем это закончится, видимо, комментировать нет нужды.

В этой же связи скажу, что объявлять «законными» представителей, которые ходатайствуют от имени «сообществ» о присвоении тому или иному из них «переписной категории», довольно легковесно. Недавно В.А.Тишков по поводу даже Всемирного конгресса татар - органа выборного, где выборы оформляются официальными протоколами, заявил, что это всего лишь «общественная коалиция» или «этнособрание», не являющееся высшим представительным и волеизъявляющим органом татарского народа.[xxxi] А ведь многие из тех «представителей», с которыми ИЭА РАН работало в ходе подготовки «списка национальностей», не обладают даже той легитимностью, которую имеет ВКТ! Скажем, абсолютно неясно, как проходили выборы в кряшенские национально-культурные общества. Да и нет среди представителей этих обществ единства по поводу того, кем им «самоопределиться»: кряшенами или крещеными татарами.[xxxii] Так же на самом деле обстоит и у сибирских татар. Когда С.В.Соколовский пишет, что «барабинцы», «тарские», «тобольские», «туралинские», «эуштинские» и пр. сибирские татары на своих «представительных» съездах «отстаивали право числиться самостоятельно», это, кроме усмешки, ничего не может вызвать. Во-первых, никаких «съездов» по указанным группам отродясь не было - хотя бы потому, что об этих делениях даже глубокие старики мало что помнят (говорю об этом со знанием дела: работал во многих районах Западной Сибири как полевой этнограф). Во-вторых, далеко не во всех областях этого региона татары собираются «отделиться». Например, национально-культурная автономия татар Омской обл. против «отделения». Зачастую это связано и с крайней перемешанностью местных татар с пришлыми. Скажем, Н.А.Томилов, с свое время указывал, что среди томских татар «чистые» местные группы составляют лишь около 47%, тогда как смешанные - 24%, а волго-уральские - примерно столько же. То же самое можно обнаружить и у барабинских татар, у которых не смешанная часть - это менее 44%, а остальные - «метисы»[xxxiii]. Причем, такая «метисация» не остается без последствий. В частности, в материалах Л.В.Дмитриевой, описавшей как раз языковые особенности барабинских татар, в записях, относящихся к 1950 г., есть следующий рассказ местного жителя: «Поскольку барабинцы смешались с татарами из России ... их язык стал единым..».[xxxiv] Вряд ли этого исследователя можно обвинить в «пантатаризме», а вывод-то напрашивается конкретный - диалектальные различия, существовавшие между разными группами татарского населения Западной Сибири к середине ХХ в., подверглись эрозии. Между прочим, Л.В.Дмитриева при описании языковых особенностей барабинских татар предпочла заголовок «Барабинских татар язык», в содержании самой статьи отметив: «барабинский диалект татарского языка; барабинское наречие»[xxxv]. Как говорится, лингвисту виднее, чем С.В.Соколовскому.

Я считаю, что уже приведенных данных было бы достаточно для заключения о политической подоплеке «татарской проблемы» в ходе подготовки и проведения всероссийской переписи 2002г. Но не удержусь, приведу еще два примера, подтверждающие мой вывод. Из интервью директора ИЭА РАН В.А.Тишкова видно, например, что на имя В.В.Путина было направлено письмо от Патриарха «с просьбой признать кряшен во время переписи как отдельный народ». По этому поводу главный этнолог страны замечает: «Сами понимаете, очень существенно, когда Патриарх обращается к Президенту РФ. Не учитывать всего этого нельзя».[xxxvi] Или вот такая «странность» утвержденного Госкомстатом РФ (постановление №171 от 02.09.2002) «Алфавитного перечня национальностей и этнических наименований» - там есть «кряшены», «крещенцы», «крещеные», но нет «крещеных татар»![xxxvii] Как тут не подумаешь о политической заданности? Далее, сколько бы вы не старались, в указанном выше документе не найдете позиции «татароязычные башкиры». Хотя каких только «тептярей» там нет: просто «тептяри», «татары-тептяри», «тептяри с башкирским языком», «башкиры-тептяри». Между тем, по переписи 1989 г. татароязычные башкиры благополучно числились в Башкортостане (почти 180 тыс.чел.) и в ряде соседних областей. В чем же дело? Получается, что позицию «татароязычные башкиры» из «Алфавитного перечня» «убрали», чтобы угодить региональному руководству или с какой-то другой целью.[xxxviii] Зато по татарам числится аж 45 позиций, некоторые из которых - как самостоятельные этнии (кроме «татар» и «крымских татар», это нагайбаки, сибирские татары, кряшены, карагаши и чулымцы). Правда, я затрудняюсь сказать, куда сотрудники ИЭА РАН после переписи денут «крещеных татар», которых, судя по ходу переписи, будет немало. К самостоятельной этнии «кряшен» их «прикрепить» будет затруднительно.

В завершении я хочу сказать, что в ходе подготовки к переписи 2002 г. московская сторона не хотела признавать очевидного - что за общенациональной идентичностью в конечном счете стоит современная татарская «высокая» культура. Недаром С.В.Соколовский пишет осуждающе о «представлении об однородности потребностей (языковых, религиозных, культурных) у совокупности людей», относящихся к одной национальности. При этом он, как и многие другие представители федеральной стороны, закрывает глаза на то, что отказ от национального этнонима и переход к иной идентичности таит в себе угрозу разрыва с общенациональной культурой, за которой следует или «этнографизация» местной культуры или (а также наряду с ней) переход к другой национальной «высокой» культуре с последующей ассимиляцией.

Между тем, татарстанская сторона, отстаивавшая право татар учитываться во время переписи как единое целое, исходила из того, что татары являются в стране одним из государствообразующих народов (это вытекает из существования в РФ республики с «татарскими» признаками), учреждавшем, наряду с другими этносами, составляющими «многонациональный народ», это федеративное государство. Вряд ли в угоду отдельным радикальным «конструктивистам» можно позволять разрушать то, что образует его базу. Мне кажется, Президент РФ В.В.Путин это осознает - иначе он не стал бы после общения с делегатами ВКТ 30 августа 2002 г. в г.Казани подписывать 8 октября весьма серьезный документ, кроме прочих пунктов содержащий и такой: «Предусмотреть при разработке стандартов общего среднего образования возможность преподавания в образовательных учреждениях языков народов России и изучения их национальных культур (для желающих)».[xxxix] При такой постановке немедленно возникает «тело» национальной «высокой» культуры. А где «тело», там и «имя». Так что, при всех перипетиях, «татары», как этния, есть и будут. А кто захочет уйти, что же, татары никого не собираются силой удерживать в своем сообществе.