III. Перепись и политика
О включении этнонима “кряшены” в перечень национальностей РФ
Рассечение нации. Сколько татар останется в России через год?
Раскол: внутренний и внешний
Крещеные, но татары
Проблема этнического единства татар
Странности гамбургского счета по-московски, или Приоритет политики над наукой
Взгляд на Всероссийскую перепись из Татарстана
Двойственная политика Шаймиева
Перепись 2002 года: комментарий к предварительным итогам в национальном разрезе

О включении этнонима “кряшен” в перечень национальностей РФ
Источник: Новая вечерка 20.08 1999.

Проблема крещеных татар (кряшен, по-татарски – керэшен) не относится к числу простых. При ее рассмотрении следует иметь в виду два аспекта проблемы: а)историко-генетический; б)этнополитологический.

В историко-генетическом плане все существующие источники без исключения свидетельствуют о том, что группа крещеных татар сформировалась начиная с середины XVI века после ликвидации национальных государственных образований татарского народа через проведение политики насильственной христианизации. Она проходила в два этапа: в XVI – XVII веках и в первой половине XVIII века. На первом этапе возникла группа так называемых “старокрещеных татар”, а на втором этапе – “новокрещеных”. Поэтому в генетическом отношении крещеные татары есть часть татарского этноса (при этом нельзя отрицать, что в состав крещеных татар вошли и ассимилированные нетюркские группы, но это характерно вообще для всего татарского народа). Этот вывод следует не только из анализа исторических материалов, но и из данных лингвистического и культурологического изучения кряшен: говоры кряшен – татарские, а традиционная культура в своей основе – вариант национальной культуры.

Сложнее проблема в этнополитологическом смысле. Невозможно отрицать, что длительное исповедование кряшенами христианства (православия) привело к накоплению у них культурно-бытовых особенностей, нашедших отражение и на уровне самосознания на рубеже XIX – XX веков. Кряшенская интеллигенция тогда начала проповедовать идею о том, что кряшены являются отдельной народностью. Но следует заметить, что, начиная с 1860-х годов, а особенно активно в 1905-1907 годах, среди кряшен началось отпадение в ислам (“выход в мусульмане”). В итоге около 50% кряшен перешли в ислам и “растворились” среди остальных татар-мусульман. Тем не менее основная масса старокрещеных татар к началу XX века сохранилась и во время переписи 1926 года была учтена как особая народность – кряшены (численность – около 120 тысяч человек). Но уже в 1920-х годах в Татарстане общая линия политики республиканских органов заключалась в проведении кропотливой работы по ликвидации обособленности крещеных татар от остальных татар. По мере усиления атеизации населения границы между татарами-мусульманами и татарами-кряшенами оказались сильно размытыми.

Однако всплеск религиозности в последнее десятилетие (примерно 2/3 татар в республике считают себя в той или иной степени верующими) опять актуализировал проблему конфессиональных границ внутри татарского этноса. Тем не менее активно верующие среди татар составляют не более 5%, следовательно основная часть крещеных татар, как и татар-мусульман, не выступает с лозунгом ограждения друг от друга этническим барьером в виде выделения особой “кряшенской народности”. Но активисты, отстаивающие такую линию, среди кряшен имеются – они объединены в “Этнографическое культурно-просветительское объединение кряшен” (существует с 1990 года). Такую же политику ведет и входящий в аппарат президента РТ А.Фокин. По-видимому, стремление небольшой группы активистов инициировать процесс “конструирования” особой “кряшенской народности” вызвано их политическими амбициями, так как в республике условия для проявления культурной самобытности кряшен налицо: существуют их общественные формирования, функционируют фольклорные группы, в Казани есть церковь, где служба ведется на татарском языке, хотя и спорадически, но выходит газета (в Набережных Челнах) и т.д.

В современных условиях в связи с письмом от имени “актива кряшенского населения”, подписанного председателем правления ЭКПО кряшен П. Ефимовым, считаем необходимым предпринять следующее.

1. Путем специального социологического обследования установить, в какой степени устремления “актива” превратить кряшен в “национальность” соответствуют желаниям остальных крещеных татар.

2. Во время следующей переписи можно было бы предусмотреть учет кряшен как конфессиональной группы (скажем, путем комбинирования данных о родном языке и вероисповедании).

3. Подавляющее большинство кряшен проживают в Татарстане, часть – в Башкортостане (Бакалинский район). Некоторая часть кряшен (нагайбаки) живут в Челябинской области. Нет никаких проблем с установлением их численности и мест проживания – специалистам они достаточно известны, и создавать для этого какую-то искусственную “народность” нет никакой необходимости.

4. Абсурдность введения наименования “кряшены” в перечень национальностей очевидна. Во-первых, это не этноним, а конфессионим. Во-вторых, следующим шагом после введения такой “национальности” в перечень этнонимов должно стать образование “мусульманско-татарской народности” или чего-то в этом роде. Все-таки мы живем в светском государстве и до такого положения доходить не должны.

5. Существующие проблемы кряшен можно было бы обсудить в Институте истории АНТ, пригласив туда членов правления ЭКПО кряшен.

6. Необходимо уделять больше внимания изучению истории и культуры крещеных татар и их современного состояния (этнологический мониторинг). Особой проблемой в этой связи является малочисленность кряшен среди гуманитарной научной интеллигенции; даже имеющиеся кадры рассредоточены (в академических институтах их практически единицы).

7. Хотелось бы отметить деятельность А.Фокина, который, вместо проведения общегосударственной политики, пользуясь своим положением в аппарате президента РТ, ведет постоянную деятельность по “конструированию” и лоббированию в российских структурах выделения особой “кряшенской” национальности.

РАССЕЧЕНИЕ НАЦИИ
Сколько татар останется в России через год?
Восточный экспресс 23.02-1.03 2001.

В 2002 году в России, как известно, планируется перепись населения – последняя перепись была еще в 1989 году, когда существовал СССР. К этому важному государственному мероприятию был подготовлен специальный методический инструментарий. Последний явно заслуживает внимания. Не углубляясь во все тонкости этого вопроса, я хотел бы рассмотреть один его частный аспект, представленный в документе под названием "Комментарий специалистов Института этнологии и антропологии РАН к материалам переписи 2002 года (часть 2, дополненный и исправленный перечень народов и языков)". Такие списки всегда готовятся к переписям, но на этот раз отмеченный перечень имеет весьма серьезные отличия от списка народов советского периода. И самое главное эти отличия непосредственно затрагивают татар.

Вкратце суть такова. В предыдущих переписях ЦСУ СССР признавало существование двух этносов с этнонимом "татары" – крымских татар и просто татар (под последними имелась в виду татарская нация). На этот раз из состава татар, то есть татарской нации в качестве самостоятельных народов выделены: татары сибирские, тептяри, а в состав ногайцев включены астраханские татары (из юртовских, алабугатских татар и карагашей). Кроме того, как самостоятельный этнос фигурируют нагайбаки, ранее считавшиеся частью крещенных татар , а через них – татарской нации.

Под графой "татары" указано, что они включают мишарей, кряшенов, казанских татар (включая касимовских татар). Далее тут же сказано, что в состав "татар" входят и "астраханские татары, включая и булгар". Что тут имеется в виду, понять трудно. Во-первых, те, что считались ранее "астраханскими татарами", уже ушли в графу "ногайцев" (если, конечно, не иметь в виду, что часть коренных астраханских татар не захочет записаться ногайцами). Во-вторых, "булгары" – это те, кто считается не татарами, а булгарами (таких в 1989 году было несколько сот человек), но они никак не относятся к астраханским татарам. Скорее всего, в данном случае просто имеется в виду выделить из "татар" еще и "булгар". А в целом, эта "разбивка" татар означает одно: если во время переписи все указанные тут группы появятся, то они будут считаться отдельными от татар народами.

При таком подходе в 2002 году численность татар может существенно уменьшиться. Скорее всего на это все и рассчитано.

Обращает на себя внимание и другое – на фоне крайнего раздробления ряда российских народов (проблема касается не только татар) русские остались единым монолитом. Хотя прекрасно известно, что казаки, например, во многих районах проживания себя русскими не считают. Такие группы в составе русских имеются еще, специалистам они хорошо известны. Похоже, что общий принцип при составлении "списка народов" России был архаичным и звучит он так: divide et impere (разделяй и властвуй).

АН Республики Татарстан свои соображения по поводу татар в Москву подавала (я сам писал эти замечания). Они совершенно не учтены в "Комментарии". Видимо московские чиновники и обслуживающие их "научные" круги полагают, что татары являются частной собственностью российского государств и их можно кроить так, как это угодно Москве. Действительно, если татары и Татарстан будут сидеть и отмалчиваться, так оно и произойдет В этом случае не удивляйтесь, если численность татар сократиться к 2002 году на существенную величину, а вместо татарской нации появятся многие экзотические группы племенного характера.

Раскол: внутренний или внешний
Звезда Поволжья, 21-27.03 2002.

На мой взгляд, в федеральных научно-статистических органах продолжает сохраняться дурная советская традиция, исходящая из историко-генетической классификации этносов, которая не принимает во внимание существования общностей национального типа (этнонаций), базирующихся на так называемой “высокой” (общенациональной) культуре. Далеко не случайно, что в опросном листе переписи 2002 г. вопрос, направленный на выявление этнической идентичности, звучит так: “К какой национальности (народу) или этнической группе вы себя относите?”. Если учесть, что внутреннее строение современных российских этнонаций сложное, иерархичное и они существуют как единое целое благодаря общей культуре, такое противопоставление части этноса целому (через союз “или”), да еще трактовка “нации” как “народа”, в теоретическом плане несостоятельно, поэтому неприемлемо.

Любая классификация этносов, сопряженная с составлением канонизированных “государственных” списков народов, не может не быть связанной с конструированием. Замечу, что в ряде зарубежных исследований содержится весьма аргументированный вывод о том, что составление администрациями разного рода перечней групп, предваряющих переписи, является элементом колониальной политики. Причем зачастую научные и статистические учреждения, занимающиеся такой деятельностью, достаточно смутно представляют реальные этнические процессы, происходящие внутри этнонаций. Зато они практически всегда имеют те или иные политические цели. Показательно, что, в данном случае применительно к татарам мнение академических институтов АН Татарстана Москвой не было истребовано. Между тем именно татарская нация, а не сегменты, выделенные из нее искусственным путем, является одним из ключевых учредителей Российской Федерации. В этой связи далеко не праздным оказывается вопрос о праве федерального Центра образовывать из субъекта-учредителя несколько новых “народов”.

Начну с инструментария, в составе которого имеется несколько вариантов списков “народов” (национальностей, этнических групп). К моменту, когда писалась эта статья, окончательного варианта такого списка не было. Тем не менее татары оказались раздробленными на несколько самостоятельных “национальностей”, или “этнических групп”, в частности, на татар, мишарей, кряшен, нагайбаков, астраханских татар, карагашей, кундровцев, сибирских татар, тептярей, крымских татар. Причем в специальном издании, только что вышедшем под грифом Института этнологии и антропологии РАН, говорится: “В зависимости от... точек зрения, в т.ч. и политической конъюнктуры, список этнических групп татар может быть существенно увеличен (см.: Степанов В.В. “Российская перепись 2002 года: пути измерения идентичности больших и малых групп”. М., 2001.). В связи с такой постановкой проблемы я хочу задать два вопроса: 1) Так ли легко “сконструировать” реальные этнические образования, как полагают некоторые крайние конструктивисты? 2) Если все же есть желание быстренько скроить из татар ряд новых этнических образований, не надо ли подумать о двух вещах: а) о соответствии такого шага долгосрочным интересам государства; б) о том, что государство собирается делать с новыми этническими образованиями, если те появятся. Ответить на эти вопросы не так-то легко.

При более детальном рассмотрении проблема “дезинтеграции” татар выглядит следующим образом.

Возьмем мишарей. Почему их невозможно считать самостоятельным этническим формированием? Да потому, что они наряду с этнической группой казанских татар образуют становой хребет татарской этнонации: мишарский (западный) диалект, как и средний (казанско-татарский), лег в основу литературного языка, и татарский язык в районах проживания мишарей выполняет именно такую функцию (язык СМИ, преподавания в школе и т.д.). Кроме того, в ходе переписи 1926 г. себя в качестве представителей отдельной “народности” записали не более трети мишарей. Говорю так потому, что “мишарями” себя показали тогда 200 тыс. чел. (из них 138 тыс. из-за былой принадлежности к военно-служилому сословию и привилегиям в землевладении), тогда как численность мишарей уже в конце XIX в. превышала 600 тыс. чел. К тому же даже эти 200 тыс. указали своим родным языком татарский язык! Но самое странное в современной ситуации с мишарями заключается в том, что этнический субъект, добивающийся для себя статуса отдельного этнообразования, в данном случае просто отсутствует! Поэтому стремление конституировать из этнической группы мишарей самостоятельную этническую единицу, с точки зрения приведенных данных и общей теории формирования татарской этнонаций, воспринимается не более чем политической провокацией.

В связи с тептярями я уже ранее обращал внимание на то, что в инструкциях к переписи 1926 г. они отчетливо фигурируют как сословная группа. Если они в ходе переписи 2002 г. будут выделены, как это пока предполагается, в составе татар (как группа тептярей с татарским языком) и башкир с башкирским языком, то это поднимает другой вопрос: при близости татарского и башкирского языков, когда язык всего тюрко-мусульманского населения северо-запада Башкортостана, включая и тамошних тептярей, татарскими диалектологами определяется как татарский, а башкирскими диалектологами считается (бездоказательно, правда) “северо-западным диалектом” башкирского языка, как в ходе планируемой переписи можно будет выделять указанные выше две отдельные группы тептярей?

У рассматриваемой проблемы есть отчетливо выраженное политическое составное, затрагивающее не только тех ученых Института этнологии и антропологии РАН, которые готовили обсуждаемый список народов, но и все научное сообщество этнографов, работающих в этом академическом учреждении. Я имею в виду их возможное вовлечение в националистический проект правящей этнократической элиты Республики Башкортостан. Судя по материалам состоявшегося в октябре прошлого года исполкома Всемирного курултая башкир (опубликованы в журнале “Ватандаш”, 2002, №1), в связи с предстоящей переписью в Башкортостане руководством этой полугосударственной организации ставится задача достижения “количественного выравнивания башкир с татарами”. Для достижения такого “выравнивания”, кроме прочего, предусмотрена “приватизация” живущих в республике татар-мишарей и тептярей. В документах прямо записано, что “мишарское население” следует рассматривать как особую “этнографическую группу в составе башкирского народа”. О тептярях постановка вопроса такая же: “Есть мнение (хотя имеются и другие, более обоснованные точки зрения – Д.И.), что основу тептярского этноса в свое время составили башкиры” (это в науке новость – Д.И.), следовательно, тептярей надо рассматривать как “особую группу в составе башкирского народа” (выделено мною – Д.И.). Похоже, что московские ученые в данном случае оказываются сторонниками великобашкирского проекта. Этот союз мне представляется весьма настораживающим.

Перехожу к крещеным татарам, или кряшенам. Известно мнение статистиков о “неточном” их обозначении как “народности” в 1920-х годах. Я бы хотел сослаться на работы большого знатока этнографии крещеных татар, известного казанского ученого-этнографа Н.М.Воробьева (его, я думаю, трудно заподозрить в каком-то “уклоне” в трактовке проблемы кряшен). Так вот, он считал крещеных татар этнографической группой в составе “поволжских татар”, уточняя, что она создалась “преимущественно из казанских татар”. А нагайбаков он рассматривал всего лишь как подгруппу крещеных татар. Думается, тут есть достаточное основание для размышлений.

Не мешает глубже рассмотреть и последствия возможного выделения кряшен в статусе самостоятельной этнической единицы. На мой взгляд, федеральные власти об этом еще не задумались. Для начала я бы хотел сказать, что существующая татарская национальная идентичность, основанная на чисто светской этничности (“татарстве”), абсолютно не мешает быть татарами не только православным, мусульманам, но и уже появившимся среди татар кришнаитам, бахаистам, протестантам, тенгрианцам и др. Если мы на основе православия будем выделять крещеных татар как этнос, это приведет к возвращению на исходную ситуацию второй половины XIX в. или даже более раннего времени, когда еще существовал проект создания мусульманской нации. Другой аспект проблемы обособления кряшен имеет отношение к вопросам этнокультурного характера. Дело в том, что крещеные татары татароязычны, обучаются в татарских школах или изучают татарский язык, читают, татарскую прессу и т.д. Как их изолировать от этого культурно-информационного поля? Конечно, иногда среди кряшенских радикалов можно услышать о создании “кряшенского языка”, но из-за того, что статус кряшенских говоров (нет единого диалекта) находится на низшем уровне говоров групп деревень, такое просто невозможно.

И последнее. В программных документах национальных организаций крещеных татар говорится об их стремлении создать “национально-культурную автономию кряшенского народа”. Видимо, при этом предполагается получить финансовые ресурсы на развитие культуры кряшен. Но тут имеется главная трудность – федеральный закон “О национально-культурной автономии” не обязывает органы власти выделять средства любым национально-культурным автономиям, оставляя дело на усмотрение (на полюбовное, так сказать, соглашение) местных органов власти. А посему такое “самоопределение” крещеным татарам ничего не дает – они и после возможного “самоопределения” будут вынуждены находиться на положении меньшинства точно так же, как и остальные татары, живущие в российских областях. А это означает, что крещеным татарам лучше договориться с общей массой татар, нежели пытаться куда-то “выделиться”. Конечно, если найдется достаточно большое число крещеных татар, желающих конституироваться в “народ кряшен”, не стоит этому противодействовать. Однако академические ученые Татарстана должны и будут настойчиво убеждать, что в этом случае более правильной и в политическом плане более дальновидной будет их самоопределение как “крещеных татар”, т.е. в качестве субконфессиональной общности в составе татарской нации.

При обращении к вопросу о сибирских татарах в первую очередь на себя обращает внимание то обстоятельство, что в 1920-х годах, не говоря уже о более раннем времени, их не рассматривали как единый этнос. Термин “сибирские татары” (или “западносибирские татары”), подразумевающий всех татар Западной Сибири, появился лишь в академических трудах начиная с 1950-х годов. Не исключено, что окончательно такой этнос был сконструирован двумя советскими этнографами (Н.А.Томиловым и Ф.Т.Валеевым) через издание книг, посвященных этой самобытной этнической группе. Сейчас уже заходит речь об их официальном признании как самостоятельного этноса. Удивительно, однако, что при этом совершенно вне поля зрения всяких “конструктивистов” остается фундаментальный фактор национальной культуры: сибирские татары давно находятся в общетатарском информационно-языковом и культурном пространстве – они пользуются татарским литературным языком, обучаются этому языку в школах, читают прессу на этом языке и т.д.

В связи с желанием создать из сибирских татар отдельный этнос я бы хотел поставить перед федеральными чиновниками несколько вопросов:

1. Подумали ли вы, что образование такого этноса автоматически приведет к постановке вопроса об образовании территориальной автономии для сибирских татар? Как вы собираетесь решать этот вопрос в условиях чрезвычайно сложного этнического состава населения в районах проживания татар в Западной Сибири?

2. Из-за того, что среди сибирских татар имеется четко выраженное внутригрупповое деление, не получится ли так, что некоторые их части захотят самоопределиться как коренные малочисленные народы?

3. Представляете ли вы, что придется заново решать весь комплекс вопросов, связанных с этнокультурным развитием сибирских татар (образование нового литературного языка, подготовка учебников, создание специализированных научных и образовательных учреждений и т.д.)?

4. Наконец, придется подготовиться к ситуации внутреннего раскола в татарских общинах Западной Сибири, а также возможному обострению борьбы за земельные ресурсы на основе “аборигенных” прав (последняя затронет и русское население).

Мне представляется, что прежде чем заняться выделением “сибирских татар”, следовало бы получить внятный ответ на поставленные вопросы.

На астраханских татарах отдельно останавливаться не буду, так как их проблема во многом аналогична обсужденным в связи с сибирскими татарами вопросам. Скажу только, что во время переписи 1989 г. только часть карагашей (около 4 тыс. чел.) записалась ногайцами, предпочитая в основном оставаться в числе татар. Таким же образом, включение “кундровских татар” в методических материалах переписи 2002 г. в число “ногайцев” имеет явно недостаточное основание – в числе прочего и потому, что значительная часть кундровцев еще в XVIII в. была переселена в Оренбуржье и достаточно быстро слилась там с основной массой татар. К тому же дифференциация татар Астраханской области на малосвязанные между собой группы входит в противоречие с научно доказанным фактом интеграционных процессов среди них на основе распространения татарской общенациональной культуры (литературный язык, музыка, школьное дело, СМИ на татарском языке и др.). Хорошо известно и существование у астраханских татар “многоэтажного” этнического самосознания, включающего и общенациональный этноним “татар”.

Завершая, я бы хотел сказать, что наилучшим решением в ходе переписи 2002г. была бы фиксация всех этнических, конфессиональных групп татарского народа в рамках единой татарской нации. Учет татар, как национальной общности, участвовавшей в числе “многонационального народа” России в создании Российской Федерации, должен после завершения переписи вестись именно на основе этого принципа – в составе татарской нации выделять ее внутренние подразделения, если таковые обнаружатся.

Крещеные, но татары
Республика Татарстан 18.04 2002.

Кряшенами себя называют крещенные, то есть исповедующие православие татары. Кстати, так же именует их и остальные татары.Но в последнее время среди лидеров общественных объединений крещенных татар, особенно их радикальной части, усилилась тенденция противопоставления кряшен остальным татарам. Дело дошло до того, что во время предстоящей переписи по их требованию центральные статистические органы РФ собираются ввести в список национальностей самостоятельную этническую единицу “кряшен”. Фактически речь идет о выделении крещенных татар из состава татарской нации как отдельного народа.

Чтобы не быть голословным, приведу пункт 1 резолюции конференции национально-культурных объединений кряшен РТ (13 октября 2001г., Казань): "Одобрить проект Декларации о самоопределении кряшен как этноса". В тексте "Декларации" сказано: "Кряшенский народ (самоназвание – "керэшен") – есть самобытный тюркский этнос" (п.1), "кряшенский народ – самостоятельный этнос, имеющий право на самоопределение" (п.4).

По документам и заявлениям программного характера, подготовленным общественными объединениями кряшен, видно, что они предъявляют целый ряд претензий к государственным органам республики относительно недостаточного удовлетворения их культурных, конфессиональных и иных нужд. При этом о механизмах их реализации говорится мало, в основном все сводится к выставлению требований. Правда, в резолюции национально-культурных объединений кряшен от 13 октября 2001 г. появилась формула о поддержке ими предложения создать "национально-культурную автономию кряшенского народа". Общий, так сказать, концептуальный каркас данной идеи выглядит, похоже, так: объявляем себя самостоятельным народом, далее создаем свою национально-культурную автономию и через нее получаем доступ к ресурсам и решаем существующие этнокультурные проблемы. Но должен разочаровать разработчиков этой концепции: российский закон "О национально-культурной автономии" (в республике такого правового акта еще нет) не обязывает органы власти выделять средства на нужды культурных автономий – все там оставлено на усмотрение местных органов власти: хотят – выделяют, не хотят – не выделяют. Все "прелести" этого правового акта татарская диаспора, расселенная практически по всей России, уже испытала на собственной шкуре – добыть деньги через этот закон чрезвычайно сложно. Поэтому "самоопределение" крещеных татар как "кряшен" не меняет их реального положения в плане расширения финансовых возможностей. А если денег нет или их мало, всякие проекты насчет своего театра, государственного ансамбля песни и танца, газеты, музея и т.п. оказываются прекраснодушными мечтаниями...

Можно бы интересы кряшен лоббировать через парламент Татарстана, разумеется, если там будут парламентарии от "кряшенского народа". Однако и этот вопрос не так прост, как иные полагают. Начну с того, что российские законы абсолютно не предусматривают каких-либо этнических, конфессиональных и прочих квот при выборе депутатов. Татарстанское законодательство, естественно, тоже их не знает. Далее, по новому российскому закону о партиях могут существовать только общероссийские политические партии. Даже если эти партии в местных законодательных органах получат большинство (теоретически это возможно) – с кем они в первую очередь будут блокироваться – с демографическим большинством или с меньшинством? Ответ однозначный – им выгоднее заключать соглашение с более крупными этническими и конфессиональными группами – электорат превыше всего! Спрашивается, как в такой ситуации отстаивать интересы кряшен, в лучшем случае составляющих около 5,5% от общей численности населения республики? Если кряшены запишутся как обособленный от остальных татар этнос, увеличится ли их представительство в органах власти? Вряд ли. А без своих депутатов как добиваться реализации своих требований? Возможен, правда, вариант блокирования с такими общероссийскими партиями, которые, как ЛДПР, работают на крайнем националистическом фронте. Но, во-первых, такие партии могут не набрать большинства, особенно в нашей республике; во-вторых, связь с ними бросает тень на политическую репутацию; в-третьих, и это самое главное, любые партии предпочитают опираться на более многочисленные группы избирателей.

Теперь о жалобах кряшен по поводу их слабого представительства в исполнительных органах. Подоплека тут очевидна: если бы были "свои", можно было бы кое-что раздобыть для нужд общины. Логика вполне понятная, но сильно упрощенная, а поэтому и к жизни имеющая мало отношения. Для начала скажу, что на уровне заместителей глав администраций и на других должностях кряшены все-таки имеются. Правда, отдельной статистики об этом нет – я бы сам с большим интересом ее проанализировал. На самом деле важно не это, а совсем другое. Скоро в Татарстане, согласно российскому законодательству, появится реальное местное самоуправление, а его главы станут выборными. На последней сессии Госсовета уже было видно, что дело это весьма непростое – нынешние главы администраций проявляли крайнюю нервозность, ибо речь идет о крупной реформе власти, ясно, что за будущую власть в местном самоуправлении будет идти острая борьба, ибо ставки весьма высоки. Между тем кряшены нигде в Татарстане не составляют более 15% (в большинстве районов, городов – значительно меньше). При таком раскладе надеяться, что превращение в "народ" поможет закрепиться в исполнительных органах, в высшей степени наивно.

Не слишком реалистичными мне кажутся и планы кряшенских общественных объединений относительно культурно-образовательных и духовных учреждений кряшен. Так, в ряде программных документов говорится о необходимости введения "в образовательных и воспитательных учреждениях, расположенных в кряшенских населенных пунктах, отдельного учебного курса с содержанием компонентов этнических традиций". Понятно, что одной из важнейших этнокультурных традиций кряшен является христианство православного толка. Как этнолог могу сказать, что их обычаи, обряды и праздники без православия трудно вообще представить. Возникает вопрос: можно ли такого рода курс ввести в государственных общеобразовательных учреждениях? Ответ по РФ в целом, при всем желании православной церкви и мусульманской уммы, пока не получен, ибо согласно российским законам, школа отделена от религии. Так что это не такое легкое дело, как думают некоторые горячие головы. Хотя я не исключаю, что при нормальной постановке этот вопрос в условиях Татарстана можно было бы решить и без Москвы. Но из-за сложности рассматриваемой проблемы она требует тщательной проработки, в том числе и учета мнения мусульманской части населения республики.

Не менее трудной задачей является подготовка учебных пособий для таких учебных курсов. И дело не только в том, что огромная информационная база по духовной культуре кряшен собрана в институтах АН Татарстана, где эту работу выполняли ученые-татары, в основном мусульмане. Без их участия вообще трудно представить написание таких пособий. Но их прежде надо убедить, что такого рода пособия послужат благу всей татарской нации. Если кряшены будут "уходить" от остальных татар, то, боюсь, энтузиазма у татарских академических ученых по поводу участия в такого рода деле будет немного. Я хотел бы, чтобы меня поняли правильно – никого не собираюсь "пугать", а всего лишь разбираю некоторые возможные сценарии. Конечно, кряшены, и я в этом убежден, способны и сами составить учебные пособия – кадры, хотя и не слишком многочисленные, у них имеются. Но это потребует очень больших усилий.

Последний вопрос, который я хотел бы затронуть, – это вопрос о духовной сфере. Прежде всего, татары-мусульмане никогда не требовали и не требуют от кряшен отказа от своей традиционной религии. Для начала я хотел бы привести отрывок из программы ТОЦ (1991 г.): "Наше движение, – сказано там, – с уважением относится к оказавшейся в силу исторических причин в лоне иной конфессии группе татар (кряшен), полагая, что пути своего дальнейшего духовного развития они должны определить самостоятельно". Но надо понимать, мусульмане для кряшен не будут строить церкви – неудобно об этом писать, но в некоторых заявлениях, принятых от имени кряшенских общественных объединений, звучит мысль, что руководители-татары (мусульмане) не выделяют денег на строительство церквей. Тут надо разобраться, в чем корень проблемы. Большинство татарских мечетей – деревянные здания, они достаточно дешевы. Православные церкви у нас из дерева практически не строят, кирпичные же храмы дороги. Это надо иметь в виду и кряшенам. Далее, никогда никаких денег из бюджета Татарстана на строительство храмов для какой-либо конфессии не выделялось, средства на такого рода проекты дают предприятия, большинство которых приватизированы.

Но один фактор, который некоторые кряшенские радикалы эксплуатируют, все-таки остается – власть находится в руках "татар". Да, но вы живете среди татарско-мусульманского большинства (как татары живут в окружении русско-православного основного населения России), и это – реалии, если хотите, политический фактор. Зрелые политические группы обычно исходят из учета того, что есть. Тут, знаете, плачем по поводу несуществующих притеснений ничего добиться нельзя. Ну пожалуются кряшены в Московскую патриархию по поводу невыделения денег для строительства храмов. Что, завтра же оттуда посыплются средства?

В заключение я хотел бы сделать общий вывод, который сводится к тому, что кряшенам лучше оставаться крещеными татарами, разумеется, со своим самоназванием "керэшен", чем пытаться превратиться в новый "народ". Много мне довелось повидать разные общественные объединения, и скажу откровенно: радикалы круто берут, а затем быстренько убегают. А проблемы остаются. Так и тут: как татары-мусульмане, так и татары-православные останутся. И лучше всего договариваться с этническим большинством, с республиканским руководством. Москва далеко, а все реальные вопросы приходится и можно решать только здесь. Для этого, на мой взгляд, все вопросы нужно отразить в специальном законе РТ "О кряшенском населении Татарстана". На подготовке проекта этого закона и необходимо сосредоточить усилия – до переписи населения такой закон должен быть принят хотя бы в первом чтении.

Проблема этнического единства татар
Звезда Поволжья, 14-19.06, 20-26.06 2002.

Под грифом Института этнологии и антропологии РАН, получившего специальный грант Госкомстата РФ на разработку перечня народов страны, еще в прошлом году вышло отдельное издание, посвященное предстоящей переписи. В этой работе говорится о том, что “в зависимости от… точек зрения, в т ч. и политической конъюнктуры, список этнических групп татар может быть существенно увеличен”. Ясно, что данное высказывание принадлежит крайнему конструктивисту, полагающему, что новые этнические образования можно скроить в два счета, если имеется соответствующая “политическая конъюнктура” (читай – политический заказ).

В этой связи прежде всего замечу, что в мировой этнологической науке существует и совершенно иная точка зрения относительно природы этнического, получившая название примордиализма. Она исходит из того, что у современных наций есть глубокое историческое измерение, не позволяющее создавать их “из ничего”. Речь идет о том, что без культурного материала, включающего и общий исторический багаж в виде “мобилизуемого прошлого”, с конструированием ничего не получится.

В условиях, когда предпринимается широкомасштабная акция по разрушению единства татарской нации, нелишним будет обратиться к проблеме этнических аспектов этого единства и нам. Разумеется, тут не обойтись без такого нелюбимого конструктивистами параметра, как историческое измерение татарской национальной общности.

Вряд ли сегодня кто-нибудь может взять на себя смелость оспорить ключевое положение, сформулированное современной исторической наукой, а именно: единым предком всех общностей, имеющих этноним “татары”, является этнос средневековых татар, сложившийся в рамках державы мирового уровня – Золотой Орды (Улуса Джучи). Несмотря на то, что это государство было многонациональным, его “державным народом”, как бы сейчас сказали, “государствообразующим этносом”, были татары. В этом отношении Золотая Орда являлась национальным государством всех татар. Распад этого государства привел к формированию в первой половине XV в., иногда – несколько позже, целого созвездия татарских государств: Казанского, Крымского, Касимовского, Астраханского, Шейбанидского (на его основе – Тюменского, позже – Сибирского) ханств, Большой и Ногайской Орд. В границах этих, получивших в науке определение “позднезолотоордынских” государств, за исключением распавшейся около 1502г. Большой Орды, шло формирование самостоятельных татарских этнополитических общностей. Сегодня в лице разных этнических групп татар мы в большинстве случаев имеем дело с наследниками указанных этнополитических образований. Хотя те этнические общности, которые в XV -XVI вв., иногда и позже (крымские татары и др.), переживали в рамках этих государств процесс становления, можно было бы по принятой в науке классификации именовать феодальными народностями (халык), на деле они сохраняли между собой обширные политические и этнокультурные контакты, поддерживаемые сложившимися ранее институциональными механизмами. Поэтому период татарских ханств остается временем продолжения этнической истории золотоордынско-татарской этнополитической общности. Я хотел бы привести некоторые аргументы в поддержку данного тезиса.

Если изучить такой известный дастан, как “Чура батыр” – он есть у многих кыпчакоязычных народов, – то можно обнаружить, что его главный герой, князь Чура, и его отец, князь Нарык, переходят из одного татарского ханства в другие (из Крымского в Астраханское, оттуда – в Касимов, затем – в Казань и т.д.). На самом деле этот эпос раскрывает очень важный исторический факт, а именно – сохранение единства феодального класса (включая военные дружины) во всех позднезолотоордынских татарских государствах. Именно эта верхняя страта, являвшаяся прямым наследником правивших в Золотой Орде средневековых татар (они были подразделены на ряд клановых образований), даже после распада в начале XVв. Улуса Джучи продолжала поддерживать чувство принадлежности к общетатарскому миру. И это не пустые слова. В частности, в исторических преданиях одного из ведущих кланов (из них были беклерибеки) в Крымском ханстве – Ширинов, записанных в XIX в., говорится о том, что предки их “пришли в Крым от реки Волги с подвластными народами” или что родоначальник их – Дангы-бей (скорее, его звали Тегинэ), “прежде еще покорения Крыма татарами владел за рекою Волгою многочисленным народом”. Между тем Ширины, наряду с тремя другими аристократическими кланами, правившими не только в Крыму, но и в Казанском и Касимовском ханствах, считались “давними со времен предков элями Тохтамыш-оглана”, т.е. хана Тохтамыша. В другом случае, который излагается в одной из версий “татарских летописей”, созданных в Поволжье и обнаруженных известным татарским ученым А. Рахимовым, речь идет о том, что в тот период, когда “пришел Мир-Тимур (т.е. эмир Тимур – Д.И.) и, взяв город Болгар, разорил (его)”, один из сыновей правившего в г.Булгаре хана Габдуллы – Алтын-бек – “с остатками своего народа держал юрт в городе Казани”, а другой сын – Алим-бек, “невзлюбив Казань, пришел в Тобол-Туру”, где “держал юрт”. Если иметь в виду, что под Тобол-Турой тут, скорее всего, подразумевается столица будущего Тюменского (затем – Сибирского) ханства Чимги-Тура, а хана Габдуллу (Абдуллу) с большой долей вероятности можно считать сыном хана Золотой Орды Узбека (1312 – 1342), приведенный факт говорит о многом. Кстати, далеко не случайными на этом фоне выглядят и данные о вхождении в период правления хана Абул-Хайра где-то около 1429 – 1430 гг. “правобережья Волги от Булгар и Дербента” в государство Шейбанидов. Об этом времени в одном из источников прямо сказано: “... жители Жанги Туры и Булгара... платили ханской казне ясак”. В этом общем контексте надо воспринимать известные и не очень известные данные об активных политических и иных связях Казанского и Тюменского (Сибирского) ханств как в последней четверти XV в., так и в XVIв. Аналогичные материалы имеются и по другим татарским государствам XV-XVI вв.

В русле рассматриваемого вопроса тут очень кратко хотелось бы сказать еще о Ногайской Орде, безусловно, являвшейся одним из позднезолотоордынских татарских государств и входившей в их “созвездие” как полноправный член. Начну с того, что историки Башкортостана любят преувеличивать значение Ногайской Орды в Приуралье в XV -XVI вв., чтобы преуменьшить значение в этом регионе Казанского ханства. Однако при этом у них возникает противоречие, которое они не замечают: при большой роли ногайской этнополитической общности в политическом плане в формировании этнических групп население Приуралья ногайцы, по их мнению, сыграли незначительную роль. С этим мнением согласиться невозможно – объективное изучение родоплеменного состава тюркского населения северо-западного Приуралья показывает, что известные тут в XVI – XVIIвв. “племена” (волости) состоят из двух групп, одна из которых, кстати, наиболее многочисленная, прямо или косвенно представлена именно в родоплеменной номенклатуре Ногайской Орды. Учитывая, что среди ногайцев в XVI в. источники фиксируют функционирование этнонима “татар” (понятие “ногай” – это политоним), а дошедшие до нас грамоты знати из Ногайской Орды XVI -XVII вв. были маркированы русскими адресатами как написанные на “татарском языке”, приходится констатировать, что татарская этнополитическая общность в лице “ногайских татар” в Приуралье присутствовала еще до начала переселения туда татар, начиная со второй половины XVI в., из Поволжья. Поэтому вряд ли случайны выводы ряда исследователей о том, что потомки этого населения, в т.ч. и уже числившиеся в составе сословия “башкир”, в XVII – XVIII вв. были татароязычными.

Вообще, имея в виду этнический состав населения Ногайской Орды и ее роль в формирований всех групп татар, следует отказаться от совершенно ошибочного мнения, что наследниками ногайской этнополитической общности могут считаться только современные северокавказские ногайцы. При такой постановке проблемы этноистории этого позднезолотоордынского татарского государства совершенно иначе, чем это делается сейчас, можно трактовать и историю Астраханского ханства и его населения, т.е. ногайская часть последнего опять-таки оказывается “ногайскими татарами”, что источниками подкрепляется весьма основательно.

Думаю, сказанного достаточно для заключения о глубине исторических корней этнического единства татар. Об этом, правда, московские исследователи писать не любят. Имея в виду, что речь идет все-таки о нашей национальной истории, нам самим надо концентрировать усилия татарстанских историков для раскрытия общности исторического прошлого татар. Причем в условиях, когда Татарстан является единственным политически организованным центром татар в Евразии (исключением не являются и не восстановившие до сих пор свою государственность крымские татары), имеющим полноценную академическую историческую науку, именно в национальной истории, готовящейся тут, должны найти полноценное отражение истории всех татарских групп и их государств, включая и Крымское ханство. Как мне представляется, никто в обиде на нас за это не будет.

Есть еще один вопрос, который в связи с общей проблематикой, рассматриваемой мною, заслуживает особого внимания: имею в виду этническую консолидацию татар на этапе нациеобразования. Так как об этом мне уже приходилось писать неоднократно, ограничусь некоторыми общими выводами.

Основной вывод сводится к тому, что в XVIII – начале XX вв., на стадии становления татарской нации, одним из главных направлений этнических процессов, происходивших среди татар в России, являлась общенациональная консолидация, в которую были вовлечены волго-уральские, астраханские и сибирские татары. Ведущее положение в формировавшейся при этом общности национального типа в силу своей многочисленности и культурной продвинутости заняли татары Волго-Уральского региона, образовавшие ядро татарской нации. Но консолидацию этих трех этнотерриториальных групп татар (волго-уральских, сибирских и астраханских) нельзя понимать как вхождение последних двух групп в этнический состав первых – хотя взаимное этническое смешение, причем значительное, представителей ядра с периферийными общностями имело место. Процесс сближения, скорее, протекал путем некоторой интеграции всех трех перечисленных этнических образований в новую, более широкую этнонацию. В этом плане показательно, что национальные идеологи в 1917 – 1918 гг. татарскую нацию (миллэт) определяли именно в указанных выше рамках, т.е. как “мусульмане – тюрко-татары внутренней России и Сибири”. Татарские национальные большевики думали точно так же – скажем, Г.Ибрагимов в 1923 г. среди тех, кто переживал процесс объединения в “единый коллектив”, перечисляет “казанских татар, мишарей, тептярей, касимовских татар, сибирских тюменцев, уфимских алатырцев (приуральских мишарей – Д.И.), астраханских ногайцев”. От этой интеграции не были свободны и те северо-западные башкиры, которые были этнически неразрывно связаны с приуральскими тептярями. Несмотря на то, что национальная консолидация татар к первым десятилетиям XX в. еще не была завершена, не стоит преуменьшать ее продвинутость – как показывают материалы переписи 1926 г., к этому времени большинство входящих в национальную общность (88%) себя считали уже “татарами” по национальности. Если иметь в виду, что методика этой переписи была несовершенной, позволяющей некоторым этнографическим группам выступать как “народности”, достигнутый показатель следует признать весьма высоким.

Другой важнейший вывод из изучения трансформации этнической культуры татар на национальном этапе заключается в том, что у них уже на рубеже XIX – XX вв. сложилась культура национального типа, охватывающая как низовой (народный) ее слой, так и ее так называемую “высокую” страту (в последней это формирование общенационального языка, системы образования на нем, периодики и книгоиздания, вообще профессиональной культуры и т.д.). Хотя в некоторых аспектах “высокая” культура татар не была “достроена” до 1917г., отчасти получив определенный импульс уже в рамках советского Татарстана, само ее наличие, являющееся одним из базовых индикаторов нациеобразования, оспорить невозможно. Именно эта культура как в советское время, так и в постсоветский период поддерживалась и продолжает развиваться благодаря разветвленной системе национальных СМИ, школ, театров и ансамблей, издательств, научных учреждений и т.д., являясь той самой основой, на которой функционирует татарская национальная общность.

Поэтому когда в ходе подготовки к предстоящей переписи в головах некоторых московских научно-статистических кругов возникла идея о возможности создания вместо татарской нации ряда новых этнообразований, эти, не побоюсь употребить данный термин, политтехнологи, фактически пошли по пути урезания рамок функционирования, национальной культуры. При этом те этнические группы татар, которые пойдут за этими политтехнологами и выберут для себя данную парадигму, в перспективе будут иметь только две альтернативы: или опуститься до уровня носителей этнографической культуры, или ассимилироваться в иной культурной среде. Так будет прежде всего потому, что в эпоху растущей глобализации, когда трудно выжить даже старым национальным культурам, им не успеть построить новую национальную культуру, обслуживающую небольшие по численности этнообразования. Об этом приходится говорить потому, что за общенациональной идентичностью на самом деле в конечном счете стоит единая татарская культура современного типа. Отказ от национального этнонима в пользу других наименований явно таит в себе угрозу разрыва с этой культурой, вырабатывавшейся усилиями большого числа интеллектуалов продолжительное время. Национальная научная элита обязана предупредить о возможных последствиях указанного выше опрометчивого шага по “выделению” из поля деятельности национальной культуры. По моему мнению, оптимальным для тех групп, которые все-таки хотят самоопределиться, является выделение их в рамках единой татарской нации, вплоть до использования принципа “несколько этнических образований – одна нация”. Причем претендующие на отдельный статус этнические формирования татар должны заранее известить о своем желании быть учтенными в рамках единой татарской национальной общности государственные органы и научные учреждения как Татарстана, так и Российской Федерации.

Последний вопрос. Начиная с 1970-х годов появилось большое число работ, описывавших этнические процессы, происходившие при формировании татарской нации. В них были раскрыты сложная иерархическая структура татарской этнонации, соподчиненность разных внутринациональных этнических образований, многослойность национального самосознания. Многие из этих идей для федеральных научных и статистических органов оказались неожиданными.

Кроме того, в ходе начавшегося со второй половины 1980-х годов национального возрождения появились некоторые новые тенденции в этническом развитии самих татар. Это явление можно было бы назвать всплеском этнорегионального и этноконфессионального самосознания: в Астраханской области, в Западной Сибири, в некоторых районах проживания татар-мишарей, среди кряшен возникло движение за этнокультурное обособление от основной массы татар, точнее, от “татарской нации”, под которой в данном случае понимали “казанских” татар (в скобках замечу, что термин “казанские татары” – сугубо научное понятие, те, кто по культурно-языковым особенностям может быть причислен к этой этнической группе, себя так никогда не называли и не называют, их самоназвание – “татары”).

Подобные дезинтеграционные процессы, происходившие в рамках татарской национальной общности, были вызваны ослаблением культурно-информационных связей этнического ядра нации, сосредоточенного в Татарстане, с ее периферийными (диаспорными) частями. А это, в первую очередь, объяснялось особенностями партийно-государственной политики советского периода, направленной на ликвидацию всех механизмов сохранения этнонациональной целостности. Другой важной предпосылкой подобной дифференциации уже, казалось бы, сложившейся достаточно давно единой татарской этнонации на новые этнообразования стала закрепившаяся с 1940-х годов традиция писать национальную историю татар в узких рамках Татарстана и булгарской теории происхождения народа.

В итоге история периферийных групп народа оказалась за скобками канонизированных “историй ТАССР”. Более того, некоторые исследователи, в угоду своим узкотеоретическим построениям, сознательно старались “вытолкнуть” отдельные этнические группы татар за рамки национальной общности.

В формировании у локальных групп татар сознания своей исключительности, особости эти татарстанские деятели оказались в трогательном союзе с некоторыми российскими этнографами, лингвистами и т.д., изучавшими те или иные татарские этнокультурные формирования сугубо изолированно, не раскрывая должным образом их исторических, культурных и языковых связей с другими группами татар, не указывая их нахождения в общенациональном информационно-языковом поле (обслуживание татарской прессой, учебниками, методической литературой, музыкой, литературными произведениями и др.). Вообще, надо отметить, что между позицией иных татарстанских академиков и мужей “от науки” со стороны зачастую имеется глубинная зависимость. Одни отказывают своим в праве быть “истинными” татарами, а другие подбирают ставших таким образом “бесхозными” наших сородичей. Поэтому надо признать, что татарская гуманитарная интеллигенция, вернее, ее определенная часть, несет прямую ответственность за попытки разрушения нации.

Случай с крещеными татарами (кряшенами) имеет отличия от вышеописанного. Из-за усилившегося в последние годы процесса возврата исламских ценностей (сейчас около 2/3 татар считают себя мусульманами) между основной массой татар-мусульман и православной их частью возникла более явственная конфессиональная граница. Так как этот феномен вовремя не был осмыслен исследователями, а соответствующие государственные органы вплотную не занимались организационными мерами, вытекающими из специфики функционирования в современных условиях кряшенской идентичности, проблема крещеных татар оказалась сильно запущенной. Постепенно дело приблизилось к самоопределению данной этноконфессиональной общности в качестве отдельной этнической единицы (в резолюции конференции национально-культурных объединений кряшен РТ, проходившей 13 октября 2001 года в Казани, говорится о поддержке проекта Декларации по “самоопределению кряшен” как “этноса” и ставится задача созыва Всероссийского съезда кряшен для организации такого самоопределения в масштабах страны). Несмотря на то, что это решение принято достаточно узким кругом политизированной части крещеных татар, оно в целом отражает общие тенденции, наметившиеся в рамках данной группы татарского этноса. Кроме того, за стремлением крещеных татар к обособлению отчетливо просматривается прямая поддержка определенных кругов российского общества, включая русскую православную церковь и политический истеблишмент.

В этой связи для начала я бы хотел сказать, что существующая татарская национальная идентичность, основанная на чисто светской этничности (“татарстве”), абсолютно не мешает быть татарами не только православным, мусульманам, но и уже появившимся среди татар кришнаитам, бахаистам, протестантам, тенгрианцам и др. Если мы на основе православия будем выделять крещеных татар как этнос, это приведет к возвращению на исходную ситуацию второй половины XIX в. или даже более раннего времени, когда еще существовал проект создания мусульманской нации. Другой аспект проблемы обособления кряшен имеет отношение к вопросам этнокультурного характера. Дело в том, что крещеные татары татароязычны, обучаются в татарских школах или изучают татарский язык, читают татарскую прессу и т.д. Как их изолировать от этого культурно-информационного поля? Конечно, иногда среди кряшенских радикалов можно услышать предложения о создании “кряшенского языка”, но из-за того, что статус кряшенских говоров (нет единого диалекта) находится на низшем уровне говоров групп деревень, такое невозможно. Да и в целом в этнокультурном отношении крещеные татары остаются близкими с остальными татарами. У них уникальным является только тот слой культуры, который связан с православием. Это говорит о том, что этнокультурное обособление кряшен в будущем проблематично.

Странности гамбургского счета по-московски,
или Приоритет политики над наукой
Звезда Поволжья 24-30.10, 31.10-5.11, 14-20.11, 28.11-4.12 2002.

Как известно, постановлением Госкомитета РФ от 02.09.2002г. № 171 утверждены подготовленные Институтом этнологии и антропологии РАН “Алфавитный перечень национальностей и этнических наименований” и “Алфавитный перечень языков”. Фактически эти документы являются последними версиями, так как к ним есть примечания “Для кодировщика” и “Для бригадира кодировщиков”.

Прежде чем приступить к их рассмотрению с точки зрения постановки в них “татарской проблемы”, полезно будет обратиться к высказыванию одного из активных участников подготовки инструментария прошедшей переписи. Он отмечает: “Никакого злонамеренного умысла или желания “раздробить нацию” (имеются в виду татары – Д.И.) у членов комиссии ИЭА РАН, разумеется, не было, но было желание максимально учесть все имеющиеся сведения... об этническом составе регионов страны и по возможности согласовать эти сведения с известными изменениями последнего десятилетия, когда политическая мобилизация по этническому принципу не только возродила в некоторых случаях почти угасшие аспекты идентичности, но и породила этнократические режимы, стремящиеся подавить “соперников” (С.В. Соколовский). Внимательное прочтение приведенной цитаты дает основание для того, чтобы сделать вывод: г-н Соколовский хочет сказать, что никаких политических целей они не ставили, занимались чистой наукой. Хотя уже фраза о “согласовании” имеющихся сведений с “изменениями” говорит о многом, ибо тут возникает некая комиссия, членам которой дано знать, как одно связать с другим. При этом молчаливо предполагается, что все другие, не менее ученые люди, должны с почтением и даже пиететом внимать тому, что сия комиссия будет изрекать в качестве истины последней инстанции. Однако позволим себе слегка нарушить монолитный образ, первоначально созданный самими членами высокой комиссии, а затем ими же превращенный в кристально чистое, небесное создание, не ступающее на грешную землю в связи с воспарением в эмпирей.

Начнем с вопроса о родном языке, который был задан в ходе переписи президенту РФ В.Путину и его семье, но не задавался многим простым людям (так было и в Татарстане в первый день переписи). Что же произошло? Как объяснили в Госкомстате, этот вопрос “пал жертвой некоторой неразберихи в научном мире”. Оказывается, ученые “никак не могли между собой разобраться, как этот вопрос сформулировать, в итоге он вообще пропал” (“Известия”, 9.10.2002 г.). Дело на этом не заканчивается. Как утверждает Д.Орешкин, из переписных листов этот вопрос убрали и потому, что боялись саботажа со стороны регионального руководства. Речь идет о Башкортостане, дорогой мой читатель. Именно там, сообщает этот автор, была опасность реализации политики, основанной на идее, что в Башкортостане есть башкиры, говорящие на языке, “близком к татарскому” (“Известия”, 9.10.2002 г.). Только при очень большой смелости можно утверждать, что тут политика никак не присутствует. Чтобы окончательно прояснить этот момент, я заглянул в отмеченные выше “Алфавитные перечни”. И что же? При самом тщательном поиске вы там не найдете татароязычных башкир. По прошлой переписи были – в одном только Башкортостане почти 180 тыс. человек. А нынче не предусмотрены. Кем? Ясно, высокой комиссией. Зато кроме тептярей и татар-тептярей (разные группы!) с татарским языком внезапно появились тептяри с родным башкирским языком и еще башкиры-тептяри, опять-таки с родным башкирским языком. Даже человек не совсем аналитического склада ума задался бы тут вопросом: куда это ангелоподобные ученые мужи из комиссии подевали татароязычных башкир и как они собираются дифференцировать тептярей “башкиро-” и “татароязычных”? Я бы, как специалист по этнической ситуации в Башкортостане, был в сильном затруднении. Но большие мужи из комиссии – нет. Однако я с удовольствием предвкушаю, как они будут выпутываться после появления итогов переписи из клубка проблем, созданных ими же самими. О, это будет нечто!

Далее остановимся на кряшенах. Недавно один из членов вышеназванной комиссии – А. Коростылев, в “Независимой газете” опубликовал (см. “ЗП”, 10 – 16.10.2002 г.) весьма любопытную статью на эту тему. Он пишет, что “многие московские ученые” считают кряшен “отдельным народом”, а большинство казанских – частью татар. Затем, остановившись на мнении самих кряшен, он замечает, что “многие” (откуда узнал, что “многие”, правда, не ясно, ибо результатов переписи еще нет) кряшены “считают себя отдельным от татар народом”. Но, сообщает он, другие кряшены полагают, что они – группа в составе татарского народа. За этими наблюдениями следует вывод: во время переписи ответы “кряшен” и “крещеный татарин” будут учтены как “различные”, а вопрос о “группировке” (т.е. куда кого отнести), оказывается, подлежит решению “на этапе публикации итогов переписи” (“ЗП”, 10 – 16.10.2002 г.).

Заглядываю в “Алфавитные перечни” и вижу, есть три позиции по кряшенам: кряшены (код – 159), крещенцы – 511, крещеные – 510. А где же “крещеные татары”, куда, как утверждает почтенный член комиссии г-н Коростылев, хотела себя отнести часть кряшен? Нету! Честное слово, такой группы вообще не числится. Интересно, что же будут делать с ней высоколобые эфенди после переписи? А ведь такая группа обязательно появится. Во-первых, возникнет проблема “стыковки” всех групп кряшен между собой. Скажем, “крещенцы” и “крещеные” – это кряшены или нет? Я бы, например, не осмелился это утверждать однозначно. А уж решить ребус о том, являются ли “крещеные татары” “кряшенами” – другим народом, вообще будет затруднительно. Говорят, в некоторых семьях кряшен произошел раскол, одни записались “крещеными татарами”, а другие – “кряшенами”, т.е. ушли совсем в иной “народ”. Правда, в обычной жизни они вполне единообразны... Но сейчас из них, конечно, можно слепить все что угодно. Однако г-н Тишков, слышно, хочет все-таки кряшен в конце концов сосчитать в общем составе татар. А если вдруг “народ кряшен” не захочет? О, нас тут ожидает много интересного. Думаю, кое-кому из “конструкторов” сего дела не поздоровится. Не поэтому ли в ИЭА РАН, как нам стало на днях известно, среди деятелей комиссии начались новые дискуссии вокруг кряшенского вопроса? Так сказать, задним числом – кашу заварили, а расхлебывать никто не хочет. Что же, знакомо все это.

Изучение уже цитировавшихся документов и высказанных мнений членов комиссии ИЭА РАН – занятие увлекательное и будет продолжено в следующих номерах “ЗП”. А пока я хочу просто сказать: насчет “чистой” науки зря нам морочат голову. Хотя бы потому, что любое сокращение числа татар в Башкортостане и “внезапный” бурный прирост там численности башкир после подведения итогов переписи сразу покажут – политика не только наличествует, но и играет в делах переписи ключевую роль. Особенно в нашей стране.

В предыдущей своей публикации, посвященной анализу методических аспектов подготовки к прошедшей Всероссийской переписи (“ЗП”, 24 – 30.10.2002), я пообещал продолжить эту тему. Тем более что на днях вскрылись новые факты, свидетельствующие о грубейших нарушениях процедуры подготовки к переписи.

Как установил депутат Государственной Думы РФ Ф.Сафиуллин, официальный бланк переписи, утвержденный правительством РФ 20.04.2002 (№ 537-Р), в дальнейшем в блоке 9 был изменен и без повторного утверждения в новой редакции прошел как последний и узаконенный переписной бланк, затем, естественно, использованный по всей России во время переписи. Прежде чем углубиться в вопрос о последствиях данного нарушения, скажу о формально-юридической стороне дела. Если прав г-н Сафиуллин – а он утверждает, что после 20.04.2002 г. за подписью премьер-министра М.Касьянова другого документа, который можно было бы признать официальным бланком переписи, не было, – то получается, что результаты всей переписи, особенно по блоку 9, могут быть поставлены под сомнение. Правовая коллизия заключается в том, что формы переписных бланков были утверждены правительством РФ в соответствии со ст. 7 федерального закона “О Всероссийской переписи населения”. В итоге получается, что произошла подмена документа, разработанного на основе федерального закона. Насколько серьезно нарушение, пусть читатели судят сами.

Формулировки вопросов блока 9 в утвержденном правительством бланке переписи № 537-Р:

9.1 Ваш родной язык:

а) если русский – поставить метку;

б) если другой язык – записать название.

9.2 Владеете ли Вы свободно:

а) родным языком, если родной язык не русский;

б) русским языком.

9.3 Другой язык, которым Вы свободно владеете.

Формулировки вопросов блока 9 в использовании во время переписи на бланках:

9.1 Владеете ли Вы русским языком?

9.2 Какими иными языками Вы владеете?

Как видим, тут существенная разница, и, самое главное, последние формулировки не были утверждены правительством.

Теперь о том, как я спас лицо Госкомстата Татарстана и всего официоза, занятого переписью в республике. Именно из рассказа об этом будет видно, что произошло в результате отмеченной выше подмены.

Дело было так: после того как по телевидению показали ответы семьи В. Путина переписчику (им задавали вопрос о “родном языке”), я, прекрасно зная, что такого вопроса в бланке нет, стал обзванивать всех своих знакомых. В итоге выяснилось – большинству уже опрошенных у нас такого вопроса не задавали. После этого я поднял тревогу по всем линиям и дошел до самых главных лиц, ответственных в республике за проведение переписи. Вечером последовало телевизионное разъяснение заместителя премьер-министра РТ 3.Валеевой по этому пункту, общий смысл которого заключался в том, что, несмотря на отсутствие в переписном бланке вопроса о родном языке, после первого вопроса (см. выше (9.1) при переходе на второй (9.2) следует задать вопрос о родном языке опрашиваемого. При этом она сослалась на специальное указание правительства РФ на сей счет.

На следующий день ко мне зашла девушка, занимавшая переписью (утро 10 октября). Она прошла все вопросы, я ей не мешал, но вопрос о родном языке не задала. После всей процедуры я стал интересоваться, видела ли она перепись семьи В.Путина и если видела, то почему ее вопросы в блоке 9 отличаются от тех, что были заданы в Москве. Оказалось, что она эти кадры видела. Далее она объяснила следующее. Переписчикам было ведено жестко следовать тем вопросам, которые содержались в переписных бланках. Получалось, что формально переписчикам не было нужды задавать вопрос о родном языке опрашиваемых. Однако, посмотрев инструкции (это была целая брошюра) своего переписчика, я обнаружил, что там был предусмотрен вопрос о родном языке – оказывается, при задавании вопроса 9.2 “Какими иными языками Вы владеете?” первым надо было узнать о родном языке опрашиваемого и зафиксировать его. Правда, девушка, которая переписывала мою семью, после того, как я все это с ней выяснил, сказала: “Вообще-то нам все равно ведено следовать переписному листу”. Так было во многих районах г.Казани, что обнаружилось во время не только моего телефонного опроса, но и в ходе проведения специальной процедуры (фокус-группа из переписчиков), организованной иностранными наблюдателями.

Отсюда, я думаю, понятно, что ответы на вопрос 9.2 в качестве “подпольного” компонента включающего и фиксацию родного языка, никакой научной ценности представлять после переписи не будут. Как говорят на социологическом языке, вопрос был бесповоротно запорот.

В предыдущей публикации я уже приводил высказывания специалистов о том, что так получилось из-за “неразберихи в научном мире”. В связи с тем что эту ситуацию мне пришлось наблюдать немного изнутри, хотел бы дать некоторые комментарии по поводу случившегося.

Как известно, в “НГ” 22.07.2002 г. была опубликована статья крупного ученого, специалиста в области социолингвистических процессов в стране М. Губогло под характерным заголовком “Кто отнял родной язык” (она в Казани была перепечатана “ЗП” 26. – 31.07.2002 и “ВЭ” 26.07. – 1.08.2002). Суть проблемы раскрывал подзаголовок публикации: “Накануне переписи российское чиновничество лишило народы страны права зафиксировать языковую принадлежность”.

Так как было каникулярное время, многие это событие пропустили. Поэтому вкратце напомню, о чем предупреждал глубокоуважаемый Михаил Николаевич. Указав, что происходит отмена графы о родном языке в переписном листе (внимание, речь идет о 20-х числах июля, самом “глухом” отпускном периоде), он заявил, что при такой постановке “народы не смогут полноценно выразить свою этноязыковую идентичность”. Затем шла следующая мысль: “Отмена... будет означать политику этнической и языковой дискриминации народов”. Далее он писал, что подобный шаг есть нарушение Конституции РФ, ибо указание национальности есть право человека, а “это право, – отмечал ученый, – осуществляется на основе самоидентификации... при этом язык – прежде всего родной язык – является, с одной стороны, важнейшим элементом национальной культуры... а с другой – основной формой свободного проявления национального достоинства и личностного самосознания”. Вот так, не больше и не меньше.

Прочитав статью М. Губогло в тот же день в электронной версии, я, будучи с ним хорошо знаком, позвонил ему с тем, чтобы узнать детали. Из разговора выяснилось, что несколько человек (речь шла прежде всего о близком к Госкомстату демографе г-не Вишневском) настояли на том, чтобы изменить формулировки вопросов языкового блока. В итоге один влиятельный чиновник из аппарата президента РФ, кстати, выходец из Казани, “протолкнул” предлагаемые изменения. То, что чиновники, близкие к президенту страны, сыграли в этом решающую роль, видно и из статьи М. Губогло. Он пишет о “попытке чиновничества самовольно, без широкого обсуждения, без участия экспертов вмешаться в технологию переписи населения”. Ученый просил, чтобы мы поддержали его из Татарстана и, если возможно, из Башкортостана. Последняя республика, несмотря на мой выход туда, не отреагировала. Почему, вам, видимо, уже понятно, если прочитали мою первую статью. Я сделал, что мог: дал интервью в “Интертат”, поместил статью М. Губогло в газете “Звезда Поволжья”. Но время было слишком каникулярное...

После всего этого, крайне занятый проблемой “раскола” татар и подготовкой к очередному Всемирному конгрессу, я об этом аспекте переписи больше не вспоминал. Тем более решение уже явно было принято. Однако, когда 30 августа В. Путин встречался с татарской общественностью, прибывшей на конгресс, на вопрос из зала 3. Хакимова – председателя НКАТ Республики Башкортостан, что из-за отсутствия графы “Родной язык” в переписном листе картина этноязыкового состава населения у них будет неточной, президент РФ отреагировал довольно своеобразно: общий смысл его ответа сводился к тому, что вообще всех чуть не лишили возможности указать свой родной язык.

Понятно, что в результате противоборства разных групп влияния перед переписью общий курс по языковому блоку еще раз был пересмотрен. Не могу сказать, когда точно это произошло. Но то, что было указание за подписью Касьянова (об этом говорила и 3. Валеева) и, далее, присутствие в инструкциях к переписи соответствующего разъяснения, говорит именно об этом. Но поворот произошел слишком поздно, и чиновничья рать Госкомстата РФ (включая и его татарстанское ответвление) должным образом на новое видение высшего руководства страны не отреагировала. Доказательством является все, что мы сами наблюдали во время переписи. Эту оплошность, как я уже отмечал, заметили и иностранные наблюдатели, с одним из которых (Дм. Горенбургом, США) я встречался в ходе переписи несколько раз.

В конечном итоге мы имеем то, что имеем: нас лишили возможности этноязыковой самоидентификации. Все, что будет на этот счет сконструировано после переписи умельцами из Госкомстата, будет ложью. Очень большой ложью (напоминаю, в Казани даже во второй день переписи не следовали еще инструкции).

А вообще я не удивлюсь, что после выступления Ф.Сафиуллина в Москве “внезапно” будет обнаружено, что правительственное постановление с измененными формулировками блока 9 все-таки существует. Хотя я созванивался с Ф.Сафиуллиным, который сообщил, что такого постановления в официальных документах как не было, так и нет. Но если даже документ будет “обнаружен”, положение удастся спасти только юридически. В фактическом плане провал по языковому блоку исправить невозможно. Надеюсь, что разговор о тайнах и странностях прошедшей переписи будет продолжен.

Время проходит, и специфические особенности прошедшей Всероссийской переписи становятся более заметными, возникают и первые последствия заложенных в ходе подготовки к этому общероссийскому мероприятию подходов.

Появились отдельные, пока неформальные, итоги переписи по некоторым российским регионам. Скажем, ходят упорные слухи, что в Башкортостане башкиры вышли на второе место по численности и их доля в составе всего населения республики достигла, по одной версии, 29%, а по другой – превысила 30%. Интересно, что еще до переписи президент РБ г-н Рахимов утверждал, что численность башкир увеличится на 4% с “хвостиком” (“Общая газета”, 14 – 20.03.2002). Это должно было в итоге дать около 26% (доля башкир -21,9% по переписи 1989 г. + 4% с лишним в 2002 г.). Но заметим, что был еще прогноз уфимского ученого-этнолога И. Габдрафикова (“ЗП”, 10 -16.10.2002 г.), который, опираясь на тенденции движения населения между 1989 -2002 гг., предсказывал, что доля башкир возрастет с 21,9% до 24,4%, а доля татар – с 28,4% до 29,2%. При любой версии оказывается, что башкиры прибавили в “весе” явно больше – от 3 – 4% (по М. Рахимову) до 4,6 – 5,6% (по И. Габдрафикову). Если перевести на язык строгих цифр, это от 160 тыс. до почти 200 тыс. Немало. Особенно при учете крайне неблагоприятных нынешних демографических показателей. Окончательная же цифра приближается к 270 тыс. То есть они перевыполнили план по Рахимову в 2 раза! Соответственно, столько потеряли татары (по слухам, сейчас их доля в республике – около 24%).

В отмеченной выше статье В. Цыганкова, опубликованной в “Общей газете”, без обиняков указывалось, что “такое соотношение этнических групп (перевес татар над башкирами – Д.И.) ставило под сомнение статус республики именно как башкирского автономного, а затем и государственного образования”. Не выдумка ли это автора указанной публикации? Оказывается, нет. Разъясняю. Накануне переписи на местном телевидении (“Ватан”) выступил директор основного гуманитарного учреждения Башкортостана – ИЯЛИ УНЦ РАН – г-н Илишев. Обычно такие чиновники от науки говорят то, что на уме у действующих политиков. Так вот, он заявил, что в 1989 г. от 70 до 100 тыс. башкир с “нарушением”, “на основе языка” были записаны татарами. И он заметил, что необходимо “правильно провести перепись по отношению к башкирам, особенно на северо-западе республики”. Затем шла его главная мысль: когда идет централизация, свертывание федерализма, “экстремистски настроенные, деструктивные силы” могут поставить вопрос: если башкиры составляют меньшинство, то вообще на каком основании существует Республики Башкортостан?

Слушая все это, я в уме перебирал, какие группы тептярей благодаря усилиям московского ученого люда из ИЭА РАН были созданы в списке национальностей и как г-н Тишков, будучи в начале октября этого года в г.Уфе на конференции “Межкультурный диалог на евразийском пространстве”, дал интервью башкирскому телевидению, в котором упорно проводил мысль, что именно за пределами Татарстана кряшены выделяются “более определенно”, что самосознание растет не только у татар-мусульман, но и у кряшен. В условиях, когда крещеные татары, живущие в Башкортостане, под воздействием пропагандистских усилий республиканских СМИ начали колебаться, кем себя записать в ходе переписи, подобное выступление нельзя было расценивать иначе, как прямое участие в проведении определенной позиции, скорее всего, не только научной.

Обдумывая башкортостанскую ситуацию, я вспомнил, как живущий в США ученый-профессор X. Малик (родом пакистанец), после приезда в прошлые годы в Татарстан и поездки в Башкортостан, однажды заметил, что башкиры имеют тайное соглашение с Москвой, направленное против татар и Татарстана. Когда я начал интересоваться, с чего он это взял, где, мол, аргументы, он ответил: “Тут не надо искать тексты, надо просто смотреть в происходящее”. Похоже, многоопытный профессор, консультирующий, кстати, и власти Пакистана, был все-таки прав. Почему я так думаю? Да потому, что из головы не идет “Обращение” участников научно-практической конференции, состоявшейся в сентябре в г.Уфе, к В. Путину (“ЗП”, 27.09 – 2.10.2002 г.). Помните? “Мы... отмечаем, что укрепление демографического потенциала башкирского народа объективно соответствует политическим интересам как Российского государства, так и русского народа, поскольку башкиры являются необходимым противовесом для развернувшейся татарской экспансии в Волго-Уральском регионе”. Улавливаете? А ведь документ подписан элитными кругами башкирской интеллигенции... Я, конечно, далек от того, чтобы в происходящем искать чьи-то длинные руки. Но в то же время нам, татарам, надо бы более пристально всмотреться не только в текущие дела, но и в ближайшую, а потом и более отдаленную перспективу. В том числе и для решения вопроса о том, чьими мы являемся союзниками. Мне, например, на ум приходит небезынтересная мысль относительно того, что в Башкортостане татары могли бы стать ближайшей опорой для русских в их противостоянии против башкирской этнократии. Очень, на мой взгляд, перспективный путь, особенно в преддверии грядущих выборов в соседней республике.

Кроме того, я берусь доказать, что та политика, которая сейчас проводится в Башкортостане по отношению к татарам и татароязычным башкирам, угрожает стабильности Российского государства. Аргументы? Пожалуйста. Сейчас на северо-западе Башкортостана в татароязычных районах в школах усиленно внедряется башкирский язык. После переписи уже по ее итогам эта политика по “башкиризации” образовательной сферы будет усилена. Причем обоснование будет безупречным – дети башкир должны знать свой литературный язык. Однако весь вопрос в том, что на самом деле тут “чистых” башкирских селений мало, большинство – смешанные, татаро-башкирские. Далее. Тут на самом деле башкир и татар этнически отделить друг от друга практически невозможно – высока доля смешанных браков (до 1/3 башкир состоят в смешанных браках с татарами). В таких условиях любая попытка отделить от общей татароязычной массы собственно “башкирскую” часть всегда будет затрагивать интересы татар. Ситуация усугубляется тем, что в селах фактически везде только одна школа – стало быть, придется их “делить”, на самом деле меняя этнический вектор школ (в т.ч. и переучивая преподавателей татарского языка и литературы на преподавателей башкирского языка и литературы). В конечном итоге, как это было в 1970 – 1980-х гг., дело может обернуться массовым недовольством татар и межнациональным противостоянием в Башкортостане. Тем более что статус татарского языка в республике и в новой Конституции остался без изменения, т.е. у него по-прежнему нет никакого статуса. Полагать, что татарская общественность, как в прежние времена, на все будет закрывать глаза, не приходится. Она точно будет требовать от руководства Татарстана конкретных мер помощи татарам из соседней республики. Между тем политической элите Татарстана и так придется действовать в крайне неблагоприятных для себя условиях, ибо ей в ближайшее время предстоит держать ответ перед татарской общественностью за сокрушительный провал в деле отстаивания татарской идентичности в Башкортостане. И сделать это, судя по всему, будет непросто.

Зададимся вопросом: нужно ли вообще Российскому государству обострение всего клубка национальных проблем в стратегически важном регионе страны? Лично мне представляется, что со стороны Москвы будет большой ошибкой поддерживать башкирскую этнократию в ее антитатарской политике. Татары – большая нация, способная стать цементирующей силой тюрко-мусульманского сообщества страны. И в интересах российского общества обеспечить татарам цивилизованные возможности для культурно-национального развития, в т.ч. и в Башкортостане, являющемся неотъемлемой частью Российской Федерации. Очевидно, что линия поведения, заложенная некоторыми научно-статистическими кругами Москвы перед переписью, своим прямым последствием может иметь отчуждение татар от российского общества. Сомнительно, что это пойдет на пользу Российскому государству.

Однако я несколько отвлекся от основной темы, связанной с переписью. Снова включаясь в нее, я хотел бы немного более подробнее, чем делал до сих пор, остановиться на проблеме сибирских татар.

Как известно, позиция “сибирские татары” в “Алфавитном перечне национальностей” имеет статус отдельной этнической общности (код – 112). Она по рангу явно приравнена к статусу крымских татар (код – 113). Но, кроме того, предусмотрены и 14 (на самом деле, если считать и параллельные наименования типа “бараба”, “барабинцы” и “параба”, намного больше) различных подгрупп сибирских татар. В этой связи я хотел бы сказать следующее. Во-первых, о большинстве этих групп даже глубокие старики мало что помнят (говорю об этом потому, что работал как полевой этнограф почти во всех районах проживания татар в Западной Сибири). Во-вторых, с выделением групп можно ведь попасть и впросак, так как затем придется доказывать, что они входят в общность сибирских татар. А это не такая простая проблема. Скажем, составители “Алфавитного перечня” зафиксировали самостоятельную позицию “чулымцы” (код – 143). Но другое название этой же группы – “чулымские татары”. Если кто-то возьмется доказывать, что в последней позиции речь идет не о сибирских татарах, это будет нелегко сделать. Или вот другой аспект обсуждаемой проблемы. В перечне “языков” у группы барабинских татар отмечен самостоятельный – “барабинский язык” (код – 676). Входит ли тогда эта группа, обладающая аж собственным языком, в состав “сибирских татар”? Вопрос интересный, однако при поиске ответа на него наталкиваешься на совершенно неожиданные (для непосвященных) результаты. Итак, по порядку. Единственным специалистом по языку барабинских татар в стране числится Л.В.Дмитриева, которую, естественно, трудно заподозрить в потакании татарам. Между тем в ее статье, подготовленной для книги “Языки мира. Тюркские языки” (М., 1997), черным по белому написано: “Барабинский диалект татарского языка; барабинское наречие”. А сама статья называется “Барабинских татар язык”. Обычно такой оборот используется тогда, когда у группы этнические, этнокультурные особенности есть, а языковые не так выражены. Короче, никакого “барабинского языка” на самом деле нет. И у Л.В. Дмитриевой, описавшей языковые особенности барабинских татар, приводится рассказ местного жителя (запись относится к 1950 г.), расставляющий все на свои места: “Поскольку барабинцы смешались с татарами из России... их язык стал единым”. Как видите, тут ясно.

Между тем из этого небольшого анализа вызревает весьма серьезная проблема. Дело в том, что в ряде районов Западной Сибири местные татары действительно сильно перемешаны с переселенцами из Волго-Уральского региона. Так, специалист по сибирским татарам этнограф Н.А.Томилов указывает, что среди томских татар “чистые” местные группы составляют менее половины, а смешанных до 1/4 (остальные – поволжские татары). Такое же положение, кстати, и у барабинских татар: “чистая” их часть – 44%, а остальные – “метисные” группы. Так обстоит дело и в других частях Западной Сибири (в Тюменской области, например). При такой ситуации попытка “сконструировать” отдельную общность “сибирских татар” будет означать резать по-живому.

Кроме того, очень часто приходится слышать, что сибирские татары свое “право” числиться “самостоятельно” отстаивали на “представительных” съездах. Но насколько они были “представительными”, вот в чем вопрос. Известно, например, что НКА татар Омской области против “отделения” от татарской нации. В Тюменской области постоянно идут дискуссии по поводу того, как избраны руководители тамошней национально-культурной автономии и отражают ли они мнение всех татар области. Я бы об этом не стал писать, если бы не видел тут двойную бухгалтерию: г-н Тишков подвергает сильнейшей критике Всемирный конгресс татар – орган выборный, где выборы протокольно оформлены, в то же время принимая “представителей”, с которыми ИЭА РАН работал в ходе подготовки “списка национальностей”, за легитимных делегатов этнических групп. Позволю себе выразить глубокие сомнения по поводу плодотворности такого подхода. В том числе и потому, что “отделение” в Западной Сибири “сибирско-татарского этноса” от общей массы татар обязательно затронет всю татарскую нацию. Не углубляясь в этот сложнейший вопрос, обозначу пока один из его аспектов.

Допустим, сибирские татары после переписи будут объявлены отдельным народом. До сих пор культурные нужды татарского населения Западной Сибири обслуживал Татарстан (учебники, программы, видео-, аудиоматериалы, концерты и т.д.). За счет собственного бюджета, иногда и за счет “родной” диаспоры (в Западной Сибири татар – выходцев из Поволжья больше, чем “местных” татар). А все это стоит больших денег, и культурной продукции не хватает. А теперь представим ситуацию: Татарстан отказывается обслуживать тех, кто “обособился”. Действительно, раз это другой народ, какой нам интерес это делать? Скажем, мы же не печемся о помощи в деле подъема культуры крымских татар? Ну, во всяком случае, если с их стороны нет специального обращения.

И что в такой ситуации будет с “сибирскими татарами”? Да вся сфера национального образования у них тут же “зависнет”. У них останутся только две альтернативы – срочно создать собственную “высокую” культуру, маловероятно, что это можно сделать быстро и вообще возможно, или “припасть” к другой такой культуре. К какой, в наших условиях, понятно. Закончится это, конечно, плачевно для отделившихся.

Думали ли обо всем этом московские политтехнологи от переписного мероприятия? Может быть. А возможно, и нет. Во всяком случае, открыто об обрисованных проблемах они не говорили.

Обсуждение особенностей прошедшей Всероссийской переписи населения (см. “ЗП”ЛМа89, 40, 42) позволяет поставить вопрос о связи науки и политики в более общем плане, в т.ч. и в плане ответственности российской академической науки перед обществом.

В принципе, относительно отечественной этнологии тема эта не совсем новая – ровно семь десятилетий тому назад известный историк, автор “Очерков по истории Казанского ханства” МТ.Худяков написал статью под названием “Великодержавный шовинизм в русской этнографии” (опубликована в 1932 г., больше не переиздавалась), за что и поплатился собственной жизнью. Но с тех пор на аналогичную тему публикаций в российских изданиях не было, во всяком случае, они мне не попадались на глаза.

В качестве введения к этой статье я хотел бы использовать одно важное наблюдение А.И.Элеза – ученого-эмигранта, с 1992 по 1998 гг. работавшего на кафедре этнографии (позднее – этнологии) МГУ и недавно издавшего в России книгу под названием “Критика этнологии” (М., 2001). Так вот, разбирая опыт советских этнографов-теоретиков по выработке определения этноса, он, после уничтожающей и во многом справедливой критики этих попыток, замечает следующее: “При проведении переписей можно еще блеснуть демократизмом, но в науке принято пользоваться объективными критериями, а не мнениями и россказнями самого объекта (неизвестно еще, как выбранного)”. Как говорится, не в бровь, а в глаз. Чтобы то, о чем тут идет речь, могли понять и непосвященные, я бы хотел разобрать один конкретный случаи, относящийся к нагайбакам, до недавнего времени считавшимися частью крещеных татар.

Относительно них ситуация такая: 24 марта 2000 г. было принято постановление правительства РФ № 255, озаглавленное “Единый перечень коренных малочисленных народов Российской Федерации”, где в числе таких “народов” фигурируют и нагайбаки (численность на 1999 г. – 15 тыс. чел.). В свою очередь, этому документу предшествовал ряд других актов, в том числе и федеральный закон “О гарантиях прав коренных малочисленных народов РФ” (принят Госдумой 16.04.1999 г., одобрен Советом Федерации 22.04.1999 г.). Директор ИЭА РАН г-н Тишков так объясняет появление нагайбаков в качестве отдельного “народа” в этом перечне: “...произошло выделение некоторых малых групп, без желания, чтобы они оставались в составе большой группы”. Затем в пример он приводит бесермян и далее заключает, что “такая же история у нагайбаков. Они также в списке малочисленных народов, т.е. идут как отдельный народ” (“Русский интеллигент”, “ЗП” № 31, 2002). Запомним это высказывание и немного разберемся в проблеме нагайбаков.

Открываю книгу “Языки народов России. Красная книга”, энциклопедический словарь-справочник (М.: Асаdеmiа, 2002), изданную под грифом РАН. Нахожу там статью “Нагайбаков язык”, написанную двумя авторами (Р.А.Агеевой и Д.М.Насиловым), никак не ангажированными в “татарские дела”. Читаю: “Нагайбаки являются субэтнической группой крещеных татар”; “...в их языке возникли некоторые говорные отличия, но они известны и другим говорам среднего диалекта и особенно близки к языку заказанских крещеных татар... Лексика... является общетатарской... имеются совпадения с лексическим пластом, характерным для других говоров кряшен...”. Для разумного человека этих цитат было бы вполне достаточно, чтобы заключить – никакого “народа” нагайбаков нет, И это прекрасно понимали мало-мальски образованные люди, писавшие об этой группе до 1917 г. Скажем, в 1902 г. Е.А.Бектеева, сама бывшая нагайбачкой, в журнале “Живая старина” опубликовала очерк “Нагайбаки”, имевший подзаголовок “Крещеные татары Оренбургской губернии”. Конечно, сегодняшние московские этнографы, может быть, знают больше о нагайбаках, чем сами образованные нагайбаки (Е.А.Бектеева, если я не ошибаюсь, окончила Институт благородных девиц). Однако конкретные данные это не подтверждают. Скажем, еще задолго до последней переписи, г-н Тишков в номере гостиницы “Татарстан” спорил с несколькими казанскими учеными (кроме меня там были Р. Хакимов, И.Измайлов и др.), доказывая, что существует самостоятельный нагайбакский язык. Когда мы говорили, что это нелепость (см. выше формулы статьи Р.А. Агеевой и Д.М. Насилова), Валерий Александрович с нами вроде бы согласился. Но результат виден из уже упоминавшегося “Алфавитного перечня языков”, где, несмотря ни на что, числится “нагайбаков язык” (код № 3). У лингвистов, издавших специальную лингвистическую энциклопедию, такой категории нет – оборот “нагайбакский язык”, как я уже ранее отмечал, есть признание именно отсутствия отдельного нагайбакского языка, а вот у этнографов из ИЭА РАН есть. И это, конечно, не оговорка, о чем свидетельствует высказывание С.В. Соколовского (его статья “Татарская проблема во Всероссийской переписи населения” вот-вот выйдет в журнале “Аb imperio”), который пишет: у нагайбаков “тот вариант кряшенского наречия, который практически забыт в Татарстане”. Оба всем этом можно было бы просто забыть как о проявлении элементарной неграмотности, если бы не одно “но”.

Дело в том, что тот же г-н Соколовский по поводу обращения депутатов Госсовета и президента РТ М.Шаймиева в Москву относительно того, чтобы категорию “татары” оставить в неизмененном виде, в указанной выше публикации говорит, что “по целому ряду обстоятельств” этого сделать “было невозможно”. И знаете, какое “обстоятельство” называется в первую очередь? Вот, послушайте: “...нагайбаки... вошли... в список коренных малочисленных народов... закрепленный законом о защите прав этих народов, и комиссия была обязана придерживаться норм этого закона”. А сейчас, многоуважаемые читатели, вернитесь обратно и еще раз прочитайте высказывание А.И.Элеза. Думаю, что теперь оно стало более понятным.

Таким образом, если несколько огрубить ситуацию, она выглядит так: сначала господа этнографы по неизвестным принципам создают “народы”, затем, добившись их закрепления в российских законодательных актах как “коренных малочисленных народов”, используют последние в качестве тарана против крупных этнонаций. Каков ход, а?!

Но если бы все было так просто... Начну с того, что, по последним данным, в ходе переписи 2002 г. в стране появились “инки”, “скифы”, “папуасы”, “марсиане”, “хоббиты” и т.д. (“Новая газета” № 80, 2002 г.), иные из которых по численности уже обошли отдельные малочисленные народы России. Интересно, что московские этнолого-статистические круги будут говорить об этих “новообразованиях”? Мне кажется, им будет очень трудно доказать, что они чем-то отличаются, скажем, от “булгар”. Это во-первых. Во-вторых, я совершенно согласен с А.И. Элезом, что при выделении “национальностей” (народов, наций, этний – как угодно) ученые обязаны пользоваться не “мнением” самого объекта (например, суждениями политизированных руководителей неких “общественных объединений”, неизвестно кого представляющих), а определенными “объективными критериями”. Чего я у Тишкова и К близко не обнаруживаю. Если бы таковые имелись, мы бы не наблюдали всей той неразберихи и неясности, о которых я говорил в предыдущих своих статьях.

Конечно, кроме этого, еще остается тезис об “обеспечении права граждан на самостоятельный выбор этнической и языковой идентификации”. Что касается последнего, то мы уже выяснили, что в ходе переписи 2002 г. всякие возможности “языковой идентификации” отсутствовали начисто. По поводу первого пункта – об этнической идентификации – я бы хотел подискутировать. Обычно московские политтехнологи от переписных дел говорят, что право выбора этнической идентификации вытекает из статьи 26.1 Конституции РФ, которая гласит: “Каждый вправе определять и указывать свою национальную принадлежность”. Не спорю – эта норма демократична. Но каков механизм ее реализации? Она выглядит так: этнические сообщества через своих “законных представителей” обращаются в правительство, к президенту и в другие официальные инстанции страны с просьбой о признании их в качестве отдельных “переписных категорий” (вся логика взята из отмеченной выше статьи С.В. Соколовского). Так ли все просто на самом деле? Сомневаюсь. Скажем, если “уход” кряшен превращает татар в РТ хотя и в относительное, но меньшинство, со всеми возможными в наше время последствиями, такое “выделение” не может не приобрести политический характер, и татарская этния имеет право отстаивать свою целостность, свои коллективные права. Это примерно то же самое, что бывает при самоопределении в рамках какого-либо государства некоторой его части.

Отсюда вопрос: кому служат радикальные “конструктивисты”, с таким упорством отстаивающие линию на вычленение из этнического “тела” татар, до сих пор “укрытого” одной высокой культурой, каких-то кусков, изначально обладающих только этнографической культурой? И вообще, дальновидна ли эта политика?

С одной стороны, быть может, таким путем каких-то тактических успехов определенные московские политические круги достичь смогут. Но, с другой стороны, насколько успешной окажется эта стратегия “плавильного котла” в перспективе? Американцам, как известно, она полной победы не принесла, и в США в итоге перешли к новой политике многокультурного общества.

А посему нам остается самим думать, что для нас лучше. Конечно, в этом деле первостепенное значение будет иметь наука. Но не та, что подчинена политике, а та, что независима от нее.

Взгляд на Всероссийскую перепись из Татарстана
Звезда Поволжья, 27.03-2.04 2003.

Татарская проблема в ходе подготовки и даже проведения закончившейся недавно всероссийской переписи населения была во многом тем оселком, на котором проверялась “крепость” методологической конструкции, возведенной федеральными научно-статистическими учреждениями в преддверии этого общегосударственного мероприятия. Написанная с точки зрения представителя федерального научного подразделения (в данном случае: Института этнологии и антропологии РАН – ИЭА РАН) статья С.В. Соколовского интересна именно в плане выяснения соотношения науки и политики во всероссийской переписи 2002 г., впервые проводившейся в новых постсоветских условиях. Но на обсуждаемые в этой публикации вопросы можно посмотреть и с иной позиции, а именно, с уровня, как сейчас модно выражаться, “субъекта Федерации”. В связи с тем что Татарстан часто выступал с критикой методологических аспектов переписи, предлагавшихся федеральной стороной, читателям журнала, как мне представляется, было бы полезно ознакомиться с сутью тех возражений, которые выдвигались учеными и политиками этой республики. Думаю, что в результате не только появится возможность иметь более объемное представление о содержательной стороне происходивших накануне переписи между двумя сторонами дискуссий, но и сложатся определенные представления о направлениях дальнейшего противоборства федерального и республиканского уровней на стадии трактовки полученных результатов.

Пожалуй, начать следует тоже с исторического экскурса. Прежде всего потому, что из него можно извлечь выводы и наблюдения, отличные от тех, что содержатся в отмеченной выше статье.

Татарская этния – миф или реальность?

Общий теоретический обзор методологических основ советских переписей, особенно первых десятилетий XX в., у С.В. Соколовского сопровождается стремлением доказать, что понятие “татары” являлось всего лишь “историческим композитом”, за которым не было единой этнии (“народа”). Причину формирования такой неадекватной “категории” он видит в существовании “неразличающегося взгляда извне”.

Из-за того, что на похожем тезисе строятся во многом дальнейшие построения не только этого конкретного автора, но и ряда других, его необходимо разобрать более детально. При этом, несмотря на определенную целесообразность, я хотел бы оставить за рамками рассмотрения вопрос о становлении татарской этнии – он достаточно сложен и займет много места. Относительно этого аспекта проблемы ограничусь отсылкой интересующихся к новой фундаментальной работе “Татары” (М., 2001).

То, что “татарами” в Западной Европе и в России длительное время называли все тюркские (за исключением турок) народы, да и не только, общеизвестно. Однако к формированию национального этнонима это имеет мало отношения. В лучшем случае для каких-то периодов можно вести речь об особенностях имперской классификации народов в России, но и только. Реальная же ситуация к началу XX в. характеризовалась тем, что этнонимом “татары” в стране себя обозначило (с некоторыми нюансами) население лишь четырех конкретных регионов: Урало-Поволжья, Крыма, Западной Сибири и исторической Литвы. За пределами России наметилась группа “буджакских” татар (Румыния).

Когда “кристаллизацию” татарской этнии пытаются объявить результатом деятельности национальной интеллигенции, выбравшей наименование “татары” в качестве некоего “инструмента консолидации”, у меня возникает вопрос: а не имеем ли мы тут дело с сильным упрощением ситуации? Если учитывать географию явления, вопрос представляется более чем уместным. К тому же на серьезные размышления наталкивает и следующий фундаментальный факт: “татары” выкристаллизовывались только там, где, как хорошо известно по историческим источникам, со средневековья сохранялись потомки золотоордынского населения. Кроме того, выбор национального этнонима – а наименование “татары” относится именно к этой “обобщающей” категории – зависит не только от людей “длинной воли” в лице отцов-основателей национальной общности. То есть, конечно, от них зависит многое, но все дело в том, что они всегда находятся в определенном культурно-историческом контексте и при их конструктивистских усилиях по выработке (так и хочется сказать, по “дистилляции”) общего этнонима им приходится исходить из определенного наследия. Оно-то в нашем случае и являлось “татарским” – имею в виду то, что, несмотря на всю его изменчивость во времени, это наследие обладало определенным ядровым инвариантом, я бы сказал, цивилизационного характера. Недаром В.В. Бартольд, прекрасно разбиравшийся в тюрко-мусульманской истории и культуре, высказав в начале XX в. мнение о существовании нескольких народов с самоназванием “татары”, счел возможным по отношению ко всем группам татар в СССР применять и понятие “татарская нация”. То, что эта категория содержательна, демонстрирует завершившаяся недавно среди крымских татар дискуссия относительно этнонима этой общности. Когда встал вопрос, быть ли им “крымскими татарами” (къырым татарлары, къырым татар халкы) или “крымчанами” (къырымлы, къырым халкы), конечное решение оказалось в пользу общенационального этнонима “крымские татары”. Причем идеологи и политики крымских татар вполне осознают, что именно за этим этнонимом скрывается вся их история: как заявил один из участников дискуссии, “пока... существует такая этническая идентичность, как “татар”, существует и моральное право на великое наследие предков”, являющееся отнюдь “не мифическим – оно имеет достаточно четкие географические, экономические, политические и культурные параметры”.

Если подойти к разбираемому вопросу конкретно, то окажется, что по переписи 1926 г. в стране обнаруживается достаточно крупная этния, представители которой обозначали себя как “татар”. При исключении из ее состава крымских татар – несмотря на политизированное решение советского периода об их включении в общее число “татар” СССР, в Татарстане ученые и политики на этот счет всегда придерживались иного мнения – её численность в 1926г. составит 2,74 млн. чел. Общая численность тех, кто позже причислялся к татарам, но в 1926г. выбрал иную идентичность, доходила до 352,1 тыс. чел. Таким образом получается, что свыше 88,6% из тех, кто прямо или косвенно имел отношение к татарской этнии, выбрали основную, собственно “татарскую” идентичность. Разве это не говорит о реальном существовании к тому времени татарской этнии? Да и по отношению к тем группам, которые в 1926 г. выбрали нетатарскую идентичность, я бы не спешил вынести окончательный вердикт, ибо вопрос о них не так прост, как это некоторые поверхностные исследователи пытаются представить.

В этой связи прежде всего следует обратить внимание на методические особенности переписи 1926 г. Как справедливо отмечает С.В.Соколовский, еще до начала указанной переписи имелись разногласия по поводу содержательной стороны вопроса о “народности/национальности”. Но рассматривая эту проблему, он упустил из виду один из ее существенных аспектов, по поводу которого в специальной литературе уже говорилось. Речь идет о том, что наряду с подходом, предлагавшим фиксировать “результат последовательного самоопределения национальностей”, среди ученых имелись и сторонники отражения “картины этнографического или племенного состава населения”. В конечном счете хотя и остановились на формулировке о выяснении “народности” (вопрос №4 “личного листка” опрашиваемых), она получила следующую трактовку: вопрос “поставлен с целью подчеркнуть необходимость получения сведений о племенном (этнографическом) составе населения”. Не углубляясь в дальнейшее рассмотрение этой проблемы (она имеет и некоторые другие нюансы), сразу перейду к заключению: предложенная выше трактовка вопроса №4 привела к тому, что “народность/национальность” была смешана с “этнографической” или “племенной” принадлежностью. Мой учитель, весьма проницательный и высококвалифицированный специалист в области переписей населения – С.И.Брук, по поводу последствий, которые вытекают из такого смешения, в одной из совместных публикаций с В.М.Кабузаном заметил, что это привело не только к преувеличению численности отдельных народов, наиболее активно взаимодействовавших с соседними этносами, но и, внимание, к тому, что в качестве самостоятельных народов были названы “многие этнические образования, фактически представлявшие собой этнографические группы”. Наверное, вслед за С.В.Соколовским сегодня можно критиковать (хотя это еще требует дополнительной аргументации) Ю.В.Бромлея и С.И.Брука за то, что они обслуживали определенную политику, направленную на “укрупнение” народов. Но от этого сама принципиальная оценка методики переписи 1926 г. не меняется – она, действительно, изначально закладывала момент “этнографизации” итогов переписи. Поэтому и в татарском случае полагать, что выделенные в 1926г. в качестве самостоятельных этний группы целиком и полностью следует рассматривать в качестве таковых, было бы, по меньшей мере, опрометчиво. К тому же методические материалы, подготовленные к этой переписи и по неясной причине обойденные С.В. Соколовским, для подобного вывода дают достаточно оснований.

Скажем, относительно тептярей, как полагали организаторы переписи 1926 г., надо исходить из того, что они “представляют неточное (выделено мной – ( Д.И.) обозначение народности”. Поэтому Башкирское ЦСУ относительно них руководствовалось дополнительной инструкцией, утвержденной ЦСУ РСФСР. В последней же было сказано: “...нужно иметь в виду, что тептяри не являются народностью, а представляют из себя группу, образовавшуюся из смешения разных народностей. Поэтому, когда опрашиваемый называет себя тептярем, счетчик задает ему дополнительные вопросы, выясняя, не является ли он башкирином, татарином, мещеряком, чувашином, марийцем, мордвой, вотяком. При получении определенного ответа в листке делается двойная запись: “тептяр-башкирин”, “тептяр-вотяк” и т.д. В случае полной невозможности получить ответ, что может быть при полном отрыве от той народности, из которой происходит данное лицо, в листке делается только одна отметка “тептярь”. В итоге в качестве тептярей в материалах этой переписи фигурирует некоторый “остаток”, который не удалось “разнести по рубрикам точных наименований народностей на основании добавочного определения”. Обсуждая в целом эту проблему, Т.И.Семенов вначале указывает, что “под именем тептярей значится группа населения сословного происхождения (вот именно! – Д.И.), а затем замечает, что этническая принадлежность ее составных “подлежала выяснению на основании показания о языке”. Далее он заключает: “... цифра в 23,3 тыс. тептярей, есть, очевидно, тот невыясненный остаток, который в языковом отношении (тептярский язык) отнесен в графу “прочих”. На самом деле относительно языка почтенный ученый ошибался – согласно первичным материалам по Башкирской АССР абсолютное большинство тех, кто записался тептярями, в качестве родного указали татарский язык. Я думаю, что основную роль в возникновении “народности” тептярей в 1926г. сыграл фактор сохранения сословного самосознания, выступавшего в данном случае как этнографо-“племенной” показатель. Об этом, на мой взгляд, говорит крайняя “размазанность” группы тептярей “по народности” территориально: 6278 чел. – в Уфимском кантоне (в 4 волостях), 8348 чел. – в Бирском кантоне (в 8 волостях), 5703 чел. – в Тамьян-Катайском кантоне (1 волость), 1633 чел. – в Белебеевском кантоне (в 5 волостях), 428 чел. – в Стерлитамакском кантоне (в 2 волостях).

Теперь о “народности” мишарей. Она, как известно, в 1926 г. была выделена в двух регионах – в Пензенской губ. (более 100 тыс. чел., из которых около 40 тыс. являлись на самом деле русской мещерой) и в Башкирской АССР (137,9 тыс. чел.). Если по отношению к последним можно заподозрить действие фактора сословной принадлежности (напомню, что мишари в Приуралье, как и тептяри, обладали определенными привилегиями в землепользовании, что до коллективизации для крестьянского населения было весьма важно), то применительно к пензенским мишарям этого не скажешь. Следовательно, “этнический” момент тут имеет место быть. Однако, что на себя обращает внимание, так это то, что основная часть мишарей (по моим данным, уже в конце XIX в. мишарей насчитывалось более 600 тыс. чел.) во время переписи 1926г. свою “народность” указали как “татарскую”. Кроме того, все без исключения мишари в качестве родного языка назвали татарский. В такой ситуации для того, чтобы полагать, что существовала отдельная “мишарская” народность, нужно обладать большой смелостью. Тем более, если учитывать участие западного (мишарского) диалекта наряду со средним в образовании современного татарского национального (литературного) языка.

Относительно “кряшен” (крещеных татар) можно было бы ограничиться замечанием Т.И.Семенова, писавшего в 20-х годах, что “обозначение народности “кряшен” (крещеных татар), это “неточное обозначение”. Тогда оно бы относилось и к нагайбакам, являвшимся всего лишь обособленной в силу их принадлежности к казачьему сословию, частью крещеных татар. Но на самом деле, конечно, отделенность кряшен от татарско-мусульманской части была значительной, поэтому я еще раньше предлагал их рассматривать в качестве субконфессиональной общности в составе татарской этнии. Не имея возможности более подробно обсудить эту непростую проблему, я бы хотел отметить следующее. Первое – это культурно-языковое единство кряшен с остальными татарами. Второе – это массовое отпадение крещеных татар в ислам, когда в начале XX в. мусульманами стала почти половина бывших кряшен. Третье – это фактическое признание руководством Татарстана в 1920-х годах существования “кряшенской проблемы”, выработка и проведение им по отношению к данной этноконфессиональной группе специальной политики. Поэтому при всей сложности этой проблемы можно было бы признать незавершенность к первым десятилетиям XX в. консолидации кряшен с татарско-мусульманской частью татарской этнии. Однако правомерность применения к кряшенам определения “народность”, я, вслед за Т.И.Семеновым, отрицаю. Кроме прочего и потому, что недавняя работа сотрудников ИЭА РАН в Татарстане в районах проживания кряшен показала, что наряду со сторонниками “кряшенской” идентичности среди них имеются и те, кто склонен считать себя “крещеными татарами”. Окончательный вывод о кряшенах, я полагаю, можно будет сделать после подведения итогов прошедшей переписи.

Далее считаю нужным отметить еще один крупный недостаток предлагаемого С.В. Соколовским подхода к проблеме татарской этнии. Дело в том, что он не замечает или не хочет замечать формирования на рубеже ХIХ-ХХ вв. татарской национальной культуры, имевшей и “высокую” страту. Несмотря на то, что до 1917 г. в некоторых аспектах “высокая” культура татар не была достроена, отчасти получив импульс к дальнейшему развитию уже в рамках советского Татарстана, само ее наличие, кстати, являющееся одним из базовых индикаторов нациеобразования у татар, отрицать невозможно. Именно она обслуживала и продолжает обслуживать всю татарскую нацию – не только волго-уральских (“казанских”), но и астраханских, а также сибирских татар. Тут мимоходом замечу, что причисление астраханских и сибирских татар к татарской этнии, кроме прочего, произошло благодаря именно их “интегрированию” в эту единую культурно-информационную систему. На самом деле национальная культура и является той основой, на которой базируется современная татарская этния (татарская нация). Попытка абстрагирования от этой фундаментальной стороны обсуждаемого вопроса есть не что иное, как проявление определенной позиции, на самом деле, как я покажу далее, политической.

Политическое составное “татарской проблемы”

При переходе к современному аспекту “татарской проблемы” обозначу несколько принципиальных моментов несогласия с С.В.Соколовским. Прежде всего, это, конечно, ссылка на то, что “первостепенной целью” вводимых в “список национальностей” нововведений было “обеспечение права граждан на самостоятельный выбор этнической и языковой идентификации”. При этом ссылка делается на Конституцию РФ (ст. 26.1), которая гласит: “Каждый вправе определять и указывать свою национальную принадлежность”. А механизм “выдвижения” группами своих притязаний на самостоятельность описывается отмеченным автором так: сообщества через своих “законных представителей” обращаются в правительство, к президенту и в другие официальные инстанции с просьбой о признании их в качестве отдельных “переписных категорий”.

Мне кажется, тут содержится несколько дискуссионных моментов. Скажем, трактовка ст. 26.1 Конституции только при поверхностном взгляде кажется совершенно прозрачной. На самом деле, если “самоопределение” групп начинает затрагивать коллективные права уже “узаконенных” российских народов, сразу становится ясно, что акт выбора “идентификации” не так-то прост. Поясню свою мысль. Когда С.В. Соколовский указывает, что “уход” кряшен от общего числа татар в РТ превращает последних хотя и в относительное, но меньшинство, со всеми вытекающими отсюда последствиями, акт “выделения” сразу становится политическим. Кроме того, возникает вопрос о том, любые ли группы могут “самоопределиться” в качестве этнии? Вот, например, по некоторым данным, перепись 2002 г. в стране выявила “инков”, “скифов”, “папуасов”, “марсиан”, “хоббитов” и т.д. Иные из них, как уже пишут журналисты, по своей численности обошли отдельные малочисленные народы России. Если бы за актом “самоопределения” не следовали конкретные требования, на эти “шалости” можно было бы и закрыть глаза. Но пример с “булгарами” в Татарстане показывает, что это не так – после их самопровозглашения они стали претендовать на место в помещении Ассоциации НКО и не только. Естественно, все это уже требует денег.

На деле после “самоопределения” групп в статусе этнии возникают и другие последствия, про которые московские политтехнологи от переписного мероприятия или не думают, или не хотят открыто говорить. Вот, допустим, “создали” этнос сибирских татар. До сих пор культурные нужды татар Западной Сибири обслуживал Татарстан (учебники, видео, аудиоматериалы, концерты и др.). За счет собственного бюджета, кстати. И не только; иногда и за счет “родной” диаспоры, живущей там же или в других регионах. Если кто-то думает, что поставлять все это за пределы республики так просто, пусть почитает объявление, опубликованное на днях в одной из татарских газет: “Всемирный конгресс татар в лице исполкома собирает у населения учебники и художественную литературу для татарских школ, работающих в российских регионах”. Теперь представим ситуацию: Татарстан отказывается от “поставки” культуры, образовательных ценностей и т.д. тем, кто “обособился”. У них остаются только две альтернативы – срочно создать собственную “высокую” культуру – что маловероятно, или перейти к другой такой культуре – в наших условиях, понятно, к русской. Чем это закончится, видимо, комментировать нет нужды.

В этой же связи скажу, что объявлять “законными” представителей, которые ходатайствуют от имени “сообществ” о присвоении тому или иному из них “переписной категории”, довольно легковесно. Недавно В.А.Тишков по поводу даже Всемирного конгресса татар – органа выборного, где выборы оформляются официальными протоколами, заявил, что это всего лишь “общественная коалиция” или “этнособрание”, не являющееся высшим представительным и волеизъявляющим органом татарского народа. А ведь многие из тех “представителей”, с которыми ИЭА РАН работал в ходе подготовки “списка национальностей”, не обладают даже той легитимностью, которую имеет ВКТ! Скажем, абсолютно не ясно, как проходили выборы в кряшенские национально-культурные общества. Да и нет среди представителей этих обществ единства по поводу того, кем им “самоопределиться”: кряшенами или крещеными татарами. Так же на самом деле обстоит и у сибирских татар. Когда С.В.Соколовский пишет, что “барабинцы”, “тарские”, “тобольские”, “туралинские”, “эуштинские” и прочие сибирские татары на своих “представительных” съездах “отстаивали право числиться самостоятельно”, это, кроме усмешки, ничего не может вызвать. Во-первых, никаких “съездов” по указанным группам отродясь не было – хотя бы потому, что об этих делениях даже глубокие старики мало что помнят (говорю об этом со знанием дела: работал во многих районах Западной Сибири как полевой этнограф). Во-вторых, далеко не во всех областях этого региона татары собираются “отделиться”. Например, национально-культурная автономия татар Омской обл. против “отделения”. Зачастую это связано и с крайней перемешанностью местных татар с пришлыми. Скажем, Н.А.Томилов в свое время указывал, что среди томских татар “чистые” местные группы составляют лишь около 47%, тогда как смешанные -24%, а волго-уральские – примерно столько же. То же самое можно обнаружить и у барабинских татар, у которых не смешанная часть – это менее 44%, а остальные – “метисы”. Причем, такая “метисация” не остается без последствий. В частности, в материалах Л.В. Дмитриевой, описавшей как раз языковые особенности барабинских татар, в записях, относящихся к 1950 г., есть следующий рассказ местного жителя: “Поскольку барабинцы смешались с татарами из России... их язык стал единым...” Вряд ли этого исследователя можно обвинить в “пантатаризме”, а вывод-то напрашивается конкретный – диалектальные различия, существовавшие между разными группами татарского населения Западной Сибири к середине XX в., подверглись эрозии. Между прочим, Л.В. Дмитриева при описании языковых особенностей барабинских татар предпочла заголовок “Барабинских татар язык”, в содержании самой статьи отметив: “барабинский диалект татарского языка; барабинское наречие”. Как говорится, лингвисту виднее, чем С.В. Соколовскому.

Я считаю, что уже приведенных данных было бы достаточно для заключения о политической подоплеке “татарской проблемы” в ходе подготовки и проведения всероссийской переписи 2002 г. Но не удержусь, приведу еще два примера, подтверждающие мой вывод. Из интервью директора ИЭА РАН В.А.Тишкова видно, например, что на имя В.В.Путина было направлено письмо от Патриарха “с просьбой признать кряшен во время переписи как отдельный народ”. По этому поводу главный этнолог страны замечает: “Сами понимаете, очень существенно, когда Патриарх обращается к президенту РФ. Не учитывать всего этого нельзя”. Или вот такая “странность” утвержденного Госкомстатом РФ (постановление №171 от 02.09.2002) “Алфавитного перечня национальностей и этнических наименований” – там есть “кряшены”, “крещенцы”, “крещеные”, но нет “крещеных татар”! Как тут не подумаешь о политической заданности? Далее, сколько бы вы ни старались, в указанном выше документе не найдете позиции “татароязычные башкиры”. Хотя каких только “тептярей” там нет: просто “тептяри”, “татары-тептяри”, “тептяри с башкирским языком”, “башкиры-тептяри”. Между тем, по переписи 1989г. татароязычные башкиры благополучно числились в Башкортостане (почти 180 тыс. чел.) и в ряде соседних областей. В чем же дело? Получается, что позицию “татароязычные башкиры” из “Алфавитного перечня” “убрали”, чтобы угодить региональному руководству или с какой-то другой целью. Зато по татарам числится аж 45 позиций, некоторые из которых – как самостоятельные этнии (кроме “татар” и “крымских татар”, это нагайбаки, сибирские татары, кряшены, карагаши и чулымцы). Правда, я затрудняюсь сказать, куда сотрудники ИЭА РАН после переписи денут “крещеных татар”, которых, судя по ходу переписи, будет немало. К самостоятельной этнии “кряшен” их “прикрепить” будет затруднительно.

В завершении я хочу сказать, что в ходе подготовки к переписи 2002г. московская сторона не хотела признавать очевидного – что за общенациональной идентичностью, в конечном счете, стоит современная татарская “высокая” культура. Недаром С.В.Соколовский пишет осуждающе о “представлении об однородности потребностей (языковых, религиозных, культурных) у совокупности людей”, относящихся к одной национальности. При этом он, как и многие другие представители федеральной стороны, закрывает глаза на то, что отказ от национального этнонима и переход к иной идентичности таят в себе угрозу разрыва с общенациональной культурой, за которой следует или “этнографизация” местной культуры, или (а также наряду с ней) переход к другой национальной “высокой” культуре с последующей ассимиляцией.

Между тем татарстанская сторона, отстаивавшая право татар учитываться во время переписи как единое целое, исходила из того, что татары являются в стране одним из государствообразующих народов (это вытекает из существования в РФ республики с “татарскими” признаками), учреждавшим наряду с другими этносами, составляющими “многонациональный народ”, это федеративное государство. Вряд ли в угоду отдельным радикальным “конструктивистам” можно позволять разрушать то, что образует его базу. Мне кажется, президент РФ В.В.Путин это осознает – иначе он не стал бы после общения с делегатами ВКТ 30 августа 2002г. в г.Казани подписывать 8 октября весьма серьезный документ, кроме прочих пунктов содержащий и такой: “Предусмотреть при разработке стандартов общего среднего образования возможность преподавания в образовательных учреждениях языков народов России и изучения их национальных культур (для желающих)”. При такой постановке немедленно возникает “тело” национальной “высокой” культуры. А где “тело”, там и “имя”. Так что при всех перипетиях, “татары”, как этния, есть и будут. А кто захочет уйти из нее, что же, татары никого не собираются силой удерживать в своем сообществе.

Двойственная политика Шаймиева
Независимая газета, 17.08 2003.

Все проблемы крещеных татар решит только принятие республиканского закона “О кряшенском населении Татарстана”, убежден казанский ученый Дамир Исхаков (Даниил Щипков).

- Дамир Мавлявеевич, что, на ваш взгляд, является определяющим фактором самоидентификации кряшен – их православная вера или национальное самосознание?

- На мой взгляд, в основании кряшенской самоидентификации лежит именно религиозная составляющая. Но их вера, безусловно, связана с элементами собственной культурной традиции. Ведь в отличие от татар-мусульман у кряшен на определенном этапе произошла консервация традиционной татарской культуры.

По моей классификации, которая отражена в научном издании “Татары” (М.,Изд-во “Наука”,2001г.), кряшены – это субконфессиональная общность. По сути, это определение очень близко к статусу полусамостоятельного этноконфессионального образования. Однако полностью выделить кряшен из татарского населения мы не можем, поскольку они говорят на татарском языке. Бытующее мнение о самостоятельном кряшенском языке – это миф.

- Как вы относитесь к тому, что кряшены уже несколько лет подряд пытаются обособиться в отдельный от татар этнос?

- У этого вопроса есть один сложный аспект. В связи с проведением переписи 2002 г. само понятие “кряшен” сильно усложнилось. Кто-то записывался крещеным татарином, кто-то кряшеном. По моим наблюдениям, собственно кряшен (то есть той группы, которая претендует на статус самостоятельного этноса) не так много. В этой связи у меня складывается впечатление, что активизация кряшенских лидеров сегодня связана с тем, что по результатам переписи они не получат ожидаемого количества представителей своего “народа”.

- Какая разница между “кряшеном” и “крещеным татарином”?

- Позиция “крещеный татарин” в списке народов РФ вообще не присутствует. Там есть только “кряшены”, “крещёнцы” и “крещеные”. Чем они друг от друга отличаются, сказать трудно. Это надо спросить у директора Института этнологии и антропологии РАН Валерия Тишкова и его коллег, составлявших для Госкомстата список народов РФ. Я точно знаю, что многие кряшены запишутся “крещеными татарами”, а это фактически означает, что они заявят себя как часть татарского этноса. А те, кто запишутся “кряшенами”, – это, по мнению сотрудников Института этнологии и антропологии, самостоятельный этнос. В общем, ученым мужам еще придется поломать головы.

- Почему, на ваш взгляд, кряшены решили написать президенту России и главе Русской Православной Церкви?

- Мне кажется, что эти письма были инициированы с двух сторон: Московским Патриархатом и Институтом этнологии и антропологии РАН. У РПЦ здесь есть свои интересы, связанные, в частности, с проблемой предполагаемого возврата в Татарстан Казанской иконы Божией Матери, которая сейчас находится в Ватикане. Это очень острый политический вопрос, и поэтому Московскому Патриархату выгодно постоянно поднимать вопрос о положении православных в Татарстане, в том числе и о положении кряшен.

Кроме того, я уверен, что РПЦ сегодня заинтересована как можно больше распространить свое влияние на татарскую нацию. Кряшены используются в этом процессе, направленном на раскол в татарском обществе. Что касается Института этнологии, им сейчас необходимо срочно доказать, что в результате переписи были нарушены права кряшен и якобы потому кряшен оказалось гораздо меньше, чем предсказывали московские ученые.

- Среди своих проблем, которые кряшены перечисляют в упомянутых письмах, они указывают на то, что власти Татарстана не дают им участвовать в политической жизни республики. Это действительно так?

- В данном случае их претензии сводятся на нет одним простым замечанием: в российском законодательстве не предусмотрен механизм учета этнического фактора при выборах в органы законодательной или исполнительной власти. Впрочем, кряшены могут участвовать в выборах на общих основаниях, для этого нет никаких препятствий.

- Какова ваша оценка политики официальных властей Татарстана, в частности, президента Шаймиева в отношении кряшен?

- Эта политика двойственная, я ее не поддерживаю. Политическая элита Татарстана недостаточно хорошо понимает важность кряшенского вопроса и не проводит всех необходимых мер для решения назревших проблем. В результате недовольными остаются как мусульмане, так и кряшены.

На мой взгляд, власти должны оказывать кряшенам большую финансовую поддержку, в том числе и в развитии культуры. Двух-трех крещеных татар, представляющих кряшенские организации, можно было бы выбрать и в парламент республики, назначить на руководящие посты в органах исполнительной власти. Для этого необязательно выделять их в особый этнос, хотя, на мой взгляд, речь может идти о национально-культурной автономии. В конечном итоге все упирается в нерешенный вопрос о представительстве интересов этнических групп и общин в органах власти.

В этой связи я неоднократно предлагал принять специальный республиканский закон “О кряшенском населении Татарстана”, который помог бы урегулировать все кряшенские проблемы. Самим кряшенам я также предлагал обращаться прямо к парламентским механизмам, а не к президенту Шаймиеву. Они со мной не согласились и ограничились устными договоренностями с президентом Шаймиевым, среди которых, например, создание специальной структуры в Академии наук Татарстана, изучающей культуру кряшен. Время показало, что многое из того, о чем они договорились с президентом, так и не было выполнено. В большинстве случаев причиной этого стало отсутствие средств.

Перепись 2002 года:
комментарий к предварительным итогам в национальном разрезе
Звезда Поволжья 5-12.11 2003.

В “Российской газете” за 29.10.2003 г. появилась первая публикация о национальном составе населения РФ по переписи 2002 г. Хотя это еще далеко не полные данные (приведены сведения лишь по 22 наиболее многочисленным этносам), по ним уже можно судить о некоторых демографических тенденциях. Нас в данном случае заинтересовали цифры по нерусским народам страны.

Для того, чтобы анализ был более детальным, были использованы сравнительные данные по переписям 1970, 1979, 1989, 2002 гг., которые обобщены в приводимой ниже таблице. Из этих материалов вытекает несколько важных выводов.

1. Рубрика “Народы Волго-Уральского региона” (татары туда отнесены потому, что 80% их живут в этом регионе) показывает совершенно необъяснимый на фоне остальных народов этой зоны “всплеск” численности башкир. Он необъясним и при анализе динамики демографических тенденций предыдущих десятилетий. Причина этого феномена лежит за пределами демографии, о чем будет сказано далее.

2. Наблюдается быстрый рост численности всех народов Кавказского региона, причем последнее десятилетие тут не исключение. В ряде случаев (у азербайджанцев, армян) это связано с миграцией их в Россию. Но у других народов тут наблюдается высокая рождаемость, что в целом приводит к быстрому росту их численности.

3. Ряд народов страны (украинцы, белорусы и немцы) сильно сократились в численности. Если по отношению к немцам это понятно (эмиграция в Германию), то по отношению к славянским группам ситуация не совсем ясна. Возможно, многие украинцы и белорусы, учитывая современные российские реалии, записались русскими.

4. Невысокие темпы прироста наблюдаются и у народов Сибири (к ним относятся в принципе и казахи, живущие в России в основном в Омской обл.), хотя у якутов показатели неплохие.

Теперь вернемся к башкирам. Специально проведенный анализ показывает, что не менее 2/3 прироста башкир за 1989 -2002 г. (из общей цифры в 328,3 тыс. чел.) должно приходиться на Башкортостан. Между тем за счет естественного прироста там численность башкир за 1989 – 2002 г. выросла лишь на 62,2 тыс. чел. Если даже сюда прибавить около 25,3 тыс. башкир-мигрантов, “прибавка” будет только в 87,5 тыс. чел. В итоге получается, что около 125 тыс. чел. в численности башкир Башкортостана появились “ниоткуда”. На самом деле, если за пределами Башкортостана естественный прирост башкир был низким (скорее всего, так оно и есть), цифра “приписанных” в башкирскую национальность в этой республике может составить от 150 до 250 тыс. чел. С одного раза догадайтесь, дорогие читатели, за счет кого размножилась “титульная нация” в соседней республике.

Несмотря на то, что ответ на этот вопрос не лежит на поверхности, с достаточным основанием можно утверждать, что башкиры набрали лишний “вес” за счет татарского населения Башкортостана. Действительно, из таблицы видно, что прирост численности татар в РФ оказался очень маленьким. Более того, даже он достигнут не за счет естественного движения татарского населения, а за счет миграционных процессов. Скажем, в 1980 – 1990 гг. (до 2000 года) только в Татарстан средне переселились 34,5 тыс. официально зарегистрированных татар-мигрантов. На самом деле численность всех татар-переселенцев может достичь в республике свыше 100 тыс. чел. Отсюда ясно, что если из общего числа татар минусовать переселенцев, реально по стране получается убыль татарского населения. Похоже, она возникла не только благодаря особенностям демографических процессов.

Возникает вопрос: будет ли башкирам на пользу прирост, достигнутый за счет “пожирания” собственных соседей? Далее, если дела так пойдут и дальше, не окажутся ли башкиры, я имею в виду реальных башкир, а не нарисованных, в меньшинстве в составе всей нации? Полагаю, что трезвым аналитикам Башкортостана не помешало бы подумать над ответами на поставленные вопросы.

Сравнительные данные тенденций
демографического развития крупнейших
народов Российской Федерации между 1970-2002 г.